Лжец - [29]
Адриан и Том с радостью отдали свои экземпляры.
– Получите, гауптман Беннетт-Джонс, – сказал Адриан. – У нас имеется также издание «Процесса», сочиненного печально известным евреем по имени Кафка. Полагаю, Берлин одобрит вас, если вы бросите в костер и эту книжонку. Да, и вместе с ней – сочинения декадентствующей лесбиянки и большевички Джейн Остин.
– Поосторожнее, Хили. Ты в списке. Если ты хоть как-то связан с этим дерьмом, считай, что у тебя неприятности.
– Спасибо, Сарджент. Не буду больше отнимать твое драгоценное время. Уверен, тебе еще предстоит посетить с подобной же целью множество наших соседей.
И все же, сколько бы шуму ни наделал журнал, Адриана почему-то томило разочарование. Ничего его статья не изменила, ни капельки. Он, собственно, и не ожидал, что в классах разразятся открытые боевые действия, и все-таки грустно было сознавать, что если его, Хэрни и прочих завтра изобличат и изгонят, школа посудачит о них немного, а после забудет навсегда. Мальчики трусливы и консервативны. Наверное, поэтому, думал он, система и работает.
Чувствовал Адриан и то, что, попадись ему эта статья в дальнейшей жизни, лет в двадцать, он только поежится, смущенный ее претенциозностью. Но почему его будущее «я» должно насмехаться над ним теперешним? Ужасно сознавать, что время заставит тебя предать все, во что ты сейчас веришь.
«То, каков я сейчас, правильно, – говорил он себе. – Я никогда не буду видеть все так ясно, никогда не буду понимать все так полно, как в эту минуту».
Мир не изменится, если люди так и будут позволять ему засасывать себя.
Он попытался пересказать свои чувства Тому, но тот пребывал в настроении неразговорчивом.
– Сдается мне, изменить мир можно только одним способом, – сказал Том.
– И каким же? – спросил Адриан.
– Измени себя.
– Ой, ну это уже херня!
– И «Херня!» говорит чистую правду.
Адриан сходил в библиотеку, посмотрел литературу по симптомам, которые он в себе наблюдал. Сирил Коннолли, Робин Моэм, Т. К. Уэрсли, Роберт Грейвз, Саймон Рейвн:[54] у каждого из них имелся свой Картрайт. А романы! Их были десятки. «Бог нас отверг», «Отсвет юности», «Четвертое июня», «Сандел», «Особенная дружба», «Холм»…
Он всего лишь один из множества чопорных, ожесточенных и чрезмерно чувствительных представителей среднего класса, норовящих выдать свою немощную декадентскую похоть за нечто одухотворенное и сократическое.
Да почему бы и нет? Если это означает, что ему предстоит закончить свои дни на средиземноморском острове, сочиняя лирическую прозу для издательства «Фабер и Фабер» и критические статьи для «Нью стейтсмен», меняя одного мальчика-слугу и «секретаря» на другого, попивая «Ферне Бранка» и каждые полгода откупаясь от начальника полиции, – значит, так тому и быть. Все лучше, чем под дождем тащиться в контору.
Окончательно разозлясь, Адриан снял с полки толстую Библию, открыл ее наугад и красной шариковой ручкой написал на полях: «Ирония». А на форзаце нацарапал несколько анаграмм собственного имени. Ад Иран, радиан, дан аир, на дари.
И решил пойти повидаться с «Глэдис». Уж она-то его поймет.
Дорогой к нему прицепился выскочивший из-за могильного памятника Ранделл.
– Ага! Вот и С.-Г. Паслен!
– Ну слово в слово, Давалка, я как раз это и собирался сказать. Только тебе могут быть известны мерзости вроде игры в крекер.
– Мало ли кто чего знает.
Адриан сделал вид, что лезет в карман за записной книжкой.
– Это стоит записать – «мало ли кто чего знает». Может оказаться полезным, если мне когда-нибудь придется участвовать в конкурсе на произнесение самой бессмысленной в нашем языке фразы.
– Ну извини.
– Не дождешься.
Ранделл поманил его согнутым пальцем.
– Новую штуку придумал, – сказал он. – Иди сюда.
Адриан с опаской приблизился.
– И что же это за гадость?
– Нет, я серьезно. Подойди поближе.
Ранделл указал на свой брючный карман.
– Засунь туда руку.
– Знаешь, Давалка, даже для тебя… это уж чересчур…
Ранделл притопнул ногой:
– Да серьезно же! Блестящая идея. Сунь руку, пощупай.
Адриан поколебался.
– Ну, давай!
Адриан опустил руку в карман Ранделла. Тот захихикал.
– Понял? Я прорезал карманы. А трусов не ношу.
– Давалка, ты величайшая из…
– Господи, да продолжай уж, раз начал.
Адриан дошел до «Глэдис» и плюхнулся на нее. Оставшийся внизу Ранделл послал ему воздушный поцелуй и ускакал куда-то – восстанавливать силы перед тем, как проделать тот же фокус с кем-то еще.
«Ну вот, ну чем меня не устраивает Давалка? – спросил себя Адриан, вытирая носовым платком пальцы. – Он сексуальный. Занятный. С ним можно вытворять штуки, о которых, если говорить о Картрайте, я и помыслить-то не могу. А, черт, опять кого-то несет».
– Друг или враг? Приковылял Свинка Троттер.
– Друг! – отдышавшись, ответил он.
– Ба! Да вы совсем изнурены, мой лорд. Приблизьтесь, присядьте рядом со мной.
Пока Троттер усаживался, Адриан обмахивался листком щавеля.
– Я всегда почитал котильон чрезмерно утомительным для летней поры. Лицам высокопоставленным должно его избегать. Танцуя котильон, я сознаю, что выгляжу непревзойденно заурядным. Менуэт, полагаю я, вот единственный танец, приличествующий изысканному джентльмену, играющему в свете сколько-нибудь видную роль. Тут вы согласитесь со мной, мой лорд, не правда ли? По-моему, Хорри Уолпол
Кто-то спросит, дескать, зачем нам очередное переложение греческих мифов и сказаний? Во-первых, старые истории живут в пересказах, то есть не каменеют и не превращаются в догму. Во-вторых, греческая мифология богата на материал, который вплоть до второй половины ХХ века даже у воспевателей античности — художников, скульпторов, поэтов — порой вызывал девичью стыдливость. Сейчас наконец пришло время по-взрослому, с интересом и здорóво воспринимать мифы древних греков — без купюр и отведенных в сторону глаз.
Тед Уоллис по прозвищу Гиппопотам – стареющий развратник, законченный циник и выпивоха, готовый продать душу за бутылку дорогого виски. Некогда он был поэтом и подавал большие надежды, ныне же безжалостно вышвырнут из газеты за очередную оскорбительную выходку. Но именно Теда, скандалиста и горького пьяницу, крестница Джейн, умирающая от рака, просит провести негласное расследование в аристократической усадьбе, принадлежащей его школьному приятелю. Тед соглашается – заинтригованный как щедрой оплатой, так и запасами виски, которыми славен старый дом.
Стивен Фрай и Хью Лори хороши не только каждый сам по себе, превосходен и их блестящий дуэт. Много лет на английском телевидении шло быстро ставшее популярным «Шоу Фрая и Лори», лучшие скетчи из которого составили серию книг, первую из которых вы и держите в руках. Если ваше чувство смешного не погибло окончательно, задавленное «юмором», что изливают на зрителя каналы российского телевидения, то вам понравится компания Фрая и Лори. Стивен и Хью — не просто асы утонченной шутки и словесной игры, эта парочка — настоящая энциклопедия знаменитого английского юмора.
Биография Стивена Фрая, рассказанная им самим, богата поразительными событиями, неординарными личностями и изощренным юмором. В Англии книга вызвала настоящий ажиотаж и волнения, порой нездоровые, — в прессе, королевской семье, мире шоу-бизнеса и среди читающей публики. А все потому, что, рассказывая о своей жизни, Фрай предельно честен и откровенен, и если кое-где путается в показаниях, то исключительно по забывчивости, а не по злому умыслу. Эта книга охватывает период зрелости — время, когда Фрай стал звездой, но еще не устал от жизни.
Нед Маддстоун — баловень судьбы. Он красив, умен, богат и даже благороден. У него есть любящий отец и любимая девушка. Но у него есть и враги. И однажды злая школярская шутка переворачивает жизнь Неда, лишает его всего: свободы, любви, отца, состояния. Отныне вместо всего этого у него — безумие и яростное желание отомстить.«Теннисные мячики небес» — это изощренная пародия и переложение на современный лад «Графа Монте-Кристо», смешная, энергичная и умная книга, достойная оригинала. Стивен Фрай вовсе не эксплуатирует знаменитый роман Дюма, но наполняет его новыми смыслами и нюансами, умудряясь добавить и увлекательности.
Майкл Янг, аспирант из Кембриджа, уверен, что написал отличную диссертацию, посвященную истокам нацизма, и уже предвкушает блестящую университетскую карьеру. Для историка знание прошлого гораздо важнее фантазий о будущем, но судьба предоставляет Майклу совсем иной шанс: вместо спокойной, но скучной академической карьеры заново сотворить будущее, а заодно историю последних шести десятков лет. А в напарники ему определен престарелый немецкий физик Лео Цуккерман, чью душу изъела мрачная тайна, тянущаяся из самых темных лет XX века.
На всю жизнь прилепилось к Чанду Розарио детское прозвище, которое он получил «в честь князя Мышкина, страдавшего эпилепсией аристократа, из романа Достоевского „Идиот“». И неудивительно, ведь Мышкин Чанд Розарио и вправду из чудаков. Он немолод, небогат, работает озеленителем в родном городке в предгорьях Гималаев и очень гордится своим «наследием миру» – аллеями прекрасных деревьев, которые за десятки лет из черенков превратились в великанов. Но этого ему недостаточно, и он решает составить завещание.
Книга для читателя, который возможно слегка утомился от книг о троллях, маньяках, супергероях и прочих существах, плавно перекочевавших из детской литературы во взрослую. Для тех, кто хочет, возможно, просто прочитать о людях, которые живут рядом, и они, ни с того ни с сего, просто, упс, и нормальные. Простая ироничная история о любви не очень талантливого художника и журналистки. История, в которой мало что изменилось со времен «Анны Карениной».
Проблематика в обозначении времени вынесена в заглавие-парадокс. Это необычное использование словосочетания — день не тянется, он вобрал в себя целых 10 лет, за день с героем успевают произойти самые насыщенные события, несмотря на их кажущуюся обыденность. Атрибутика несвободы — лишь в окружающих преградах (колючая проволока, камеры, плац), на самом же деле — герой Николай свободен (в мыслях, погружениях в иллюзорный мир). Мысли — самый первый и самый главный рычаг в достижении цели!
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В жизни каждого человека встречаются люди, которые навсегда оставляют отпечаток в его памяти своими поступками, и о них хочется написать. Одни становятся друзьями, другие просто знакомыми. А если ты еще половину жизни отдал Флоту, то тебе она будет близка и понятна. Эта книга о таких людях и о забавных случаях, произошедших с ними. Да и сам автор расскажет о своих приключениях. Вся книга основана на реальных событиях. Имена и фамилии действующих героев изменены.
С Владимиром мы познакомились в Мурманске. Он ехал в автобусе, с большим рюкзаком и… босой. Люди с интересом поглядывали на необычного пассажира, но начать разговор не решались. Мы первыми нарушили молчание: «Простите, а это Вы, тот самый путешественник, который путешествует без обуви?». Он для верности оглядел себя и утвердительно кивнул: «Да, это я». Поразили его глаза и улыбка, очень добрые, будто взглянул на тебя ангел с иконы… Панфилова Екатерина, редактор.