Лютый беспредел - [35]

Геннадий Ильич включил в кухне радио. Он почти не слышал, о чем бубнит ведущий и про что поют женские и мужские голоса. Бубнят — и бубнят, поют — и поют. Нет больше этой грозной звенящей тишины — уже хорошо. Если осталось что-то хорошее у Геннадия Ильича после всего случившегося.

Покончив со смазкой, Геннадий Ильич оделся, чтобы проверить, куда сподручнее прятать пистолет и как его быстро выхватывать, чтобы успеть выстрелить первым. Он выбрал старый, но надежный автоматический пистолет Стечкина, потому что такой же имел на службе. Творение Макарова было знакомо ему несколько хуже, а вот АПС он знал как облупленный, от мушки до спускового крючка.

Пистолет этот был давно снят с производства, но до сих пор востребован среди профессионалов, находящихся по обе стороны линии фронта, именуемой Закон.

«Стечкин» был так же прост и надежен, как и «Макаров». Но при этом куда мощнее — благодаря более длинному стволу и большей емкости магазина. Стрелял он тише и бил точнее за счет минимальной отдачи. То, что АПС не подбрасывал руку при выстрелах, позволяло вести скоростную стрельбу одиночными выстрелами с большой кучностью попаданий.

Потренировавшись, Геннадий Ильич приловчился обхватывать скошенную рукоятку и обнажать ствол со скоростью, недоступной ему в прежние времена. Что касается упражнений в стрельбе, то он решил не тратить времени и патронов. В свое время он был одним из самых метких стрелков городского управления и часто занимал первые места в соревнованиях. Рука и глаз помнили свое дело. Это как с велосипедом — кто однажды научился ездить, тот без проблем поедет вновь. (Так убеждал себя Геннадий Ильич, потому что на самом деле ему не терпелось начать свою войну немедленно, не откладывая дело в долгий ящик).

За скромным завтраком, состоящим из макарон-ракушек с молоком, он невольно прислушался к радио. Играла до боли знакомая и красивая мелодия, название которой никак не удавалось вспомнить. Геннадий Ильич, сам того не замечая, нахмурился. Это сильно раздражает, когда ты не можешь поймать за хвостик ускользающее мышкой воспоминание. Кажется, что вот сейчас имя или название восстановится в мозгу, однако этого не происходит, и мы мучаемся в бессилии выудить ответ из глубин своего мозга.

Но память Геннадия Ильича не долго играла с ним свою любимую шутку.

— «Крестный отец», — произнес он удовлетворенно и со звоном отложил ложку.

Довольная улыбка была вызвана не только контролем над собственным мозгом. Геннадий Ильич вспомнил еще кое-что. В фильме, отправляя Майкла на ликвидацию капитана полиции, его инструктировал какой-то опытный мафиози, кажется, Клеменца, но это не важно. Суть заключалась в том, чтобы предварительно спрятать пистолет в уборной ресторана, а потом, расстреляв жертву на глазах у посетителей, не бежать, а уходить спокойно, не опуская глаз, но и не встречаясь ни с кем взглядом.

Спрятать пистолет? Есть ли в этом смысл? Посетителей вряд ли обыскивают на входе в «Терек». Когда там кушает Рахман, посторонних просто не пускают в зал, вот и все. Ресторан вообще может обслуживать только своих, а шашлычная не в счет. Там главарь осетинской банды, скорее всего, не появляется.

Нежная мелодия затихла, сменившись какой-то беспорядочной джазовой композицией. Геннадий Ильич выключил радио и принялся мыть посуду. Прежде чем принять окончательное решение, необходимо было разведать обстановку.

Он сел в «Шкоду» и поехал к осетинскому ресторану, где уже побывал дважды, когда хотел представить себе, как погиб сын.

Летние, порядком истертые шины скользили и ерзали по обледеневшему асфальту, не позволяя набрать скорость. Из-за спрессованных снежных брустверов по краям дороги «пробки» и «тянучки» не прекращались на протяжении всего пути. Обогнать автобусы и грузовики не удавалось, а они, как назло, двигались медленно и важно, занимая сразу полторы полосы движения.

Геннадий Ильич нервничал. Ему вдруг стало казаться, что он может опоздать с местью. А вдруг Рахман уехал из города? Или его убьет кто-то другой, например спортсмены? Это было бы несправедливо. Осетинский вожак должен был погибнуть только от его руки. Потом Геннадий Ильич займется остальными бандитами, но начинать следует именно с Рахмана. Так было надо.

Шашлычная уже работала. Парень с красным носом колдовал над мангалом, второй мангал уже гнал аппетитный запах жарящегося на углях мяса. За ближним столиком стояли две личности неопределенного возраста и пили пиво из бутылок, видимо, ожидая своих порций шашлыка. Навес и боковая загородка защищали от ветра, но не от морозца. Личности выглядели порядком продрогшими.

Геннадий Ильич заказал себе шампур и вышел прогуляться снаружи. Кирпичная стена, которую начали возводить на месте проломленной витрины, выросла лишь до половины. Худощавый строитель в военном бушлате и красной вязаной шапке с помпоном замешивал раствор в корыте. На ногах у него были заляпанные цементом бурки. Он взглянул на Геннадия Ильича, не переставая скрежетать лопатой по днищу корыта. На кончике его носа висела капля, готовая сорваться вниз.

— Бог в помощь, — вежливо произнес Геннадий Ильич. — Или слава труду, как пожелаешь.