— А… Понятно… — бесцветно протянул мужчина, и глаза его потухли. Прежде чем продолжить разговор, он неспешно достал из кармана клетчатый носовой платок, развернул его и шумно высморкался. — Пустое все это. Зря только время потратишь. Знаешь, сколько в городе каждый год собак пропадает? — Я отрицательно мотнул головой. — То-то и оно, — сокрушенно вздохнул хозяин таксы. — Сотни, а то и тысячи. Все столбы объявлениями завешаны. А чтобы нашлась хоть одна, я лично ни разу не слышал. Потому что искать собаку в городе все равно что искать иголку в стоге сена… — Мужчина вразвалочку подошел к потеряшке и снисходительно потрепал ее за ухо. Рыжая такса, сидевшая тут же под деревом, веско тявкнула, словно подтверждая сказанное. И только ворона с сомнением наклонила голову набок, но, увидев, что я на нее смотрю, переступила с лапы на лапу и безучастно повернулась к нам спиной.
— Ошейник осматривал? — спросил усатый, наклоняясь к потеряшке.
— Зачем? — удивился я.
Мужчина взглянул на меня с нескрываемым разочарованием:
— Иногда хозяева пишут на обратной стороне свой телефон или адрес.
— Гав! — важно подтвердила такса. И даже попыталась посмотреть на меня свысока. Такого идиота, как я, ей еще встречать не доводилось.
Конечно, как же мне самому не пришла в голову эта мысль?! Я бросился расстегивать ремешок. Однако на ошейнике, кроме случайных царапин и грязных потертостей, мы ничего не нашли. Мужчина развел руками и погрозил таксе пальцем:
— Видишь, Эсмеральда, что бывает, когда не слушаешься папу?
Такса лениво вильнула хвостиком, зевнула и принялась внимательно изучать сидевшую на дереве ворону.
— Что же нам делать? — спросил я мужчину.
Тот неопределенно пожал плечами:
— Раз так, лучше всего отвести ее в собачий приют.
Такса испуганно поджала хвост, а ворона на дереве от возмущения чуть не рухнула с ветки. У меня засосало под ложечкой. О собачьем приюте я имел смутное представление. Но если он похож на то заведение, что я видел в фильме про Оливера Твиста, то я был готов скорее съесть собственную варежку, чем отдать туда мою потеряшку.
— Она же не бродячая, она просто заблудилась. Зачем ее в приют отдавать? Ей помочь нужно, — сказал я дрогнувшим от негодования голосом и потянул на себя поводок.
— Тогда напиши объявление в газету, — предложил мужчина и, язвительно хмыкнув, добавил: — Если, конечно, ее хозяева читают газеты. — Затем он подозвал таксу, взял ее на поводок, и они вразвалочку двинулись по дорожке вдоль пруда.
— Ну что, собака, придется нам самим как-то искать твой дом, — я присел перед потеряшкой на корточки. Решив, что я предлагаю ей поиграть, она тут же бросилась меня облизывать. — Нет, погоди, — я старался увернуться, но потеряшка была проворнее, и в следующее мгновенье мы с ней уже валялись в сугробе, отчаянно дрыгая ногами. — Стой! Стой! Так нечестно! — отдуваясь и пыхтя, я наконец поднялся на ноги и, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно строже, попытался утихомирить расшалившуюся непоседу.
— Стоять!
Однако не тут-то было. Собака, видно считавшая, что мы продолжаем дурачиться, принялась улепетывать от меня по сугробам. Временами она останавливалась, оглядывалась, бегу ли я за ней, весело крутила головой и припадала на передние лапы, поджидая меня. Но стоило мне приблизиться, как она, взвизгнув от возбуждения, снова бросалась прочь…
— Ко мне! — кричал я, задыхаясь. — Да прекрати же, слышишь?!
Бегать, проваливаясь по колено в снег, было не так-то легко. Наконец я, обессиленный, остановился. Собака замерла в десятке метров от меня, но подходить явно не собиралась. Я с досады топнул ногой. И тут произошло нечто невероятное.
Ворона, до тех пор с интересом наблюдавшая за нашими маневрами со своей ветки, вдруг покинула ее, в несколько взмахов крыльев долетела до нас и приземлилась неподалеку от потеряшки. Вразвалку она проковыляла к обросшему снегом кончику поводка и уверенно взяла его в клюв. Потеряшка, казалось, ничуть не удивилась. Важно вышагивая, птица повела собаку к дорожке. Глядя на эту парочку со стороны, можно было подумать, что они вот так прогуливаются каждый день, настолько спокойно и естественно они это делали.
Наконец, сделав крюк по дорожке, ворона подошла ко мне и только тогда выронила из клюва поводок. Потеряшка послушно села рядом.
— Так не бывает… — открыв рот от изумления, я смотрел на ворону.
— Бы-ва-ет, — невозмутимо прокаркала ворона. На ее лапе что-то тускло блеснуло. Приглядевшись, я увидел, что это широкое, медное и, кажется, очень старое кольцо.
«Наверное, она не так просто ворона, а чья-нибудь, потому и ученая», — ошарашенно подумал я, и эта мысль меня почему-то немного успокоила.
Ворона искоса глянула на меня ироничным глазом, развернулась и, расставив крылья, не спеша заковыляла в направлении пруда.
— Ну и дела… — присвистнул я, глупо улыбаясь ей вслед. — Ты когда-нибудь такое видела? — спросил я, повернувшись к потеряшке. Потеряшка навострила уши и замерла. Кажется, свисту она придала гораздо большее значение, чем недавнему происшествию.
— Ладно, — пробормотал я и в растерянности почесал ухо. — Чудеса чудесами, а искать твоих хозяев нам все равно придется.
