Люк и Фек. Мир и Война - [13]

И винтовки, и штыки

Тут не для забавы.

Прорван фронт и немец прет

С севера и юга.

Массой танков части мнет

Подлая зверюга.

CLXXVIII

Берег Волги все же наш

И курган Мамаев

Сдерживает немцев раж,

Берег прикрывая.

Удержаться, удержать

Двести метров суши,

Продержаться, устоять.

Город пусть разрушен.

Все отстроится потом,

Если есть основа.

В этом городе святом

Забурлит жизнь снова.

CLXXIX

К пристани со всех сторон

Раненых тащили

Мертвые без похорон

На асфальте стыли.

К Феку подошла сестра

Местного санбата.

Смена с самого утра,

Сил-то сколько надо,

Попросила ей помочь

Раненых тяжелых

Дотащить. Наступит ночь

И на берег голый

Высадится наш десант —

Воинские части,

Раненых возьмут назад,

Отвезут в санчасти

CLXXX

На свободном берегу.

Выживут солдаты

И назло зверью-врагу

Будут бить их, гадов.

Подползли к кургану. Склон —

В рытвинах и ямах,

С воздуха и трех сторон

Враг бомбил упрямо.

У кургана на земле

Два бойца лежали,

Тихо, будто бы во сне

Иногда стонали.

Кровь сочилась сквозь бинты

На ногах и теле,

Оттащить ребят в кусты

С медсестрой успели.

CLXXXI

Стали поднимать бойцов.

Фек не ждал сюрприза,

Но в одном из храбрецов

Он узнал Бориса.

Закружился самолет

Коршуном над ними.

Шваркнул сверху пулемет

Пулями стальными.

Не попал и вжавшись в пыль

Рядышком дрожали

Фек и Борька. Смерть и быль

В небесах витали.

CLXXXII

Боря, повернул лицо

Серого оттенка.

Голос тихий с хрипотцой

Шел как из застенка:

«Ты прости, Федот, но мне

Есть в чем повиниться,

С чувствами к твоей жене

Вздумал обратиться.

Людочка — предел мечты,

Лучшая на свете.

Но для Люк есть только ты

И конечно дети.

CLXXXIII

Незачем меня нести

Некому оплакать,

И на жизненном пути

Я теперь как слякоть».

«Знаешь, Борька, — был ответ —

Хочешь грех повесить

На меня на много лет,

Хватит куролесить.

Вынесу и будешь жить,

Если Бог поможет,

Будешь Родине служить,

Нашу славу множить».

Поволок его к реке,

Сдав затем санбату,

Фек вернулся вновь к сестре

За другим солдатом.

CLXXXIV

Ночь упала темнотой,

Ни огня, ни плеска.

День измученный войной,

Орудийным треском,

Умер как-то невпопад,

Словно задохнулся.

Лишь осенний звездопад

Искрами метнулся.

Стук моторов приглушив,

Катера пристали.

Роты воинов в тиши

Выгружаться стали.

CLXXXV

Взяли раненных на борт,

Медленно отплыли.

Вслед как гибельный эскорт

Юнкерсы завыли.

В небе вспыхнули лучи,

Завелись зенитки,

Хоть молчи, или кричи —

Собирай пожитки

Для отправки на тот свет.

Берег вроде близко,

Но в воде спасенья нет.

Даже обелиска

Не поставят никогда,

Если нет могилы.

Будет кладбищем вода,

Дно с песком и илом.

CLXXXVI

Перед всеми наяву

Разыгралась драма:

Катера в огне, в дыму —

Ада панорама.

Фек, не раз бывал в бою,

Знал, как гибли люди,

Но здесь смерть нашел свою

Борька, друг и труден

Для сознанья этот миг,

Будто кто-то сцену

Посреди реки воздвиг

С огненной гиеной.

Пожирала та подряд:

Плоть, металл и воду,

Завораживая взгляд

Ярким хороводом.

Отгорел огонь и лишь

Звезды чуть мерцали,

Освещая темь и тишь

Из бескрайней дали.

В военном тылу

CLXXXVII

Сводки с фронта по утрам

Слушали с надеждой.

Сталинград врагу не сдан,

Значит как и прежде

Теплилась мечта людей

О победе скорой:

Сдохнет Гитлер, гад, злодей

Со своею сворой.

Не спешат помочь в борьбе

Дружеские страны,

Предоставили судьбе

Нашу боль и раны.

CLXXXVIII

Фронт второй все не открыт,

Только был обещан.

Враг всей мощью норовит

Задавить зловеще

Стойкость, мужество солдат

И обычных граждан,

Но и рус, и азиат

За победу каждый

В бой идет. Союз такой

Не разбить коленцем,

Или жуткой колдовской

Силой иноземцев.

CLXXXIX

Жизнь у Люк в тот год текла,

Как в тылу у каждой.

С фронта внутренне ждала

Новостей неважных.

Дом, работа, огород —

Пролетело лето.

На работе бутерброд

В качестве обеда —

Хлеба небольшой кусок,

Иногда с селедкой,

Без заварки кипяток

С приторной солодкой.

И опять работы ком.

Техзаданий скука

Качество сулит потом,

Но для чувства — мука.

Люк хотелось иногда

Красоты и счастья,

А есть скудная еда,

И одни напасти.

CXC

К ним назначен был в отдел

Спец. Он инженером

Послужить царю успел

В чине офицера.

Немец Беккер по отцу,

Вид не празднослова.

К умнице и храбрецу

Власть была сурова.

Не имел он права жить

В городах столичных

И на службе дослужить

До постов приличных.

Но познанья и талант

Технаря от Бога

Облегчили много крат

В жизни путь-дорогу.

CXCI

В техотделе молодежь —

Знаний не хватает.

Да и что же с них возьмешь —

Часто голодают.

Радости в их жизни нет,

Все в суровых красках,

А им нужен яркий цвет,

И любовь, и сказка.

CXCII

Как-то в краткий перерыв

Беккер просто к слову,

Том проектов отложив,

Помянул цареву

Милость: он как выпускник

Двух аж академий

и как будущий штабник

(Это вне сомнений)

Приглашен был во дворец

Царкосельский летний

На прекрасный бал-венец,

Осенью последний.

Волновался. Царский бал

В его жизни первый.

Он конечно чуда ждал,

Даже сон был нервный.

Стали все его просить

Рассказать о бале,

Не пытался утаить,

Знал, что сказки ждали.

Рассказ Беккера о бале в Царском селе

CXCIII

«Во дворец явился в срок.

Много экипажей.

Красочен бомонд и строг,

Но без эпатажа.

Приближенные к царю,

В курсе этикета,

Каждый спутницу свою

Ловко по паркету

Проведет и встанет так,

Чтобы был заметным

Платья шик и его фрак

С галстуком банкетным.

CXCIV

Дорогих каменьев блеск,

Золото в декоре

В модном стиле «арабеск»,

Отражали море

Света от горящих люстр.

Не боясь ошибки,