Льюис Кэролл и загадки его текстов - [7]
Должно быть, ни одну поэму не анализировали столь часто и разнообразно, как «Охоту на Снарка»,[74] но ее достоинства столь велики, замечает Дж. Падни, «что никакой анализ не в силах ей повредить — она не утрачивает ни увлекательности, ни очарования цельности и толкует решительно обо всем на свете».[75] Как и история создания «Алисы в Стране Чудес», история создания «Охоты на Снарка» также хорошо известна. Если сказку о приключениях Алисы под землей Кэрролл рассказал 4 июня 1862 г. во время лодочной прогулки, то замысел «Охоты на Снарка» датируется 18 июля 1874 г. Кэрролл сообщает: «Как-то летним солнечным днем я бродил в одиночестве по холмам, и вдруг мне в голову залетела одна-единственная строка: „Потому что Буджумом был Снарк“. Я не понимал ее смысла — да и теперь не понимаю, — но я записал ее. А спустя некоторое время возникла строфа, в которой та строчка оказалась последней. И постепенно, в самые неожиданные моменты, в течение года или двух, по отдельным строчкам сложилась вся поэма, в которой та строфа стала последней».[76]
Полное название (в моем переводе. — И.Г.) поэмы — «Охота на Снарка: Агония в восьми пароксизмах».[77] В ней рассказывается о том, как на берег острова высаживается экипаж корабля во главе со своим предводителем Беллменом, чтобы завершить длительный поиск чего-то замечательного, что зовется Снарком. И хотя Беллмену и его спутникам известны пять «примет» Снарка, в ходе охоты на него они узнают из рассказа Бейкера, что Снарк неотличим от чего-то ужасного, что зовется Буджумом, и что встреча с ним грозит встретившему исчезновением:
(перевод Г.Кружкова). Поиск кончается трагически, Бейкер исчезает, потому что Буджумом был Снарк.[78]
«Когда ты прочтешь „Снарка“, — писал Кэрролл одной из своих приятельниц-девочек, — то, надеюсь, напишешь мне, как он тебе понравился и все ли было понятно. Некоторые дети в нем так и не разобрались. Ты, конечно, знаешь, кто такой Снарк? Если знаешь, то скажи мне, потому что я не имею о нем никакого представления».[79]
В настоящее время «Охота на Снарка» давно перестала быть детским чтением. Об этом свидетельствуют, в частности, иллюстрации, «украшающие» русский перевод поэмы. Художник Леонид Тишков изобразил «стаю» обнаженных окарикатуренных мужчин, бродящих с бобром по гористой местности. Изображены и Буджумы: нечто вроде зубастых дельфинов с человеческими зубами и с языком типа говяжьего.[80] Здесь, видимо, следует сказать, что в качестве иллюстратора «Охоты на Снарка» Кэрролл пригласил известного в то время живописца, скульптора и автора церковных витражей Генри Холидея, с которым он познакомился, когда тот расписывал церковный фриз в Оксфорде. Писатель полагал, что красота и изящество рисунков Холидея вполне смогут соперничать с красотой и изяществом иллюстраций Джона Тенниела к двум «Алисам».
Иллюстрации Холидея, действительно, оказались превосходными, и Кэрролл был ими вполне удовлетворен. Однако, когда Холидей решил нарисовать Буджума, Кэрролл воспротивился и категорически отверг эту идею, ибо, как он объяснил художнику, Буджум невообразим, а следовательно, таковым он и должен остаться. Впрочем, художник сохранил свой рисунок, и теперь его часто воспроизводят в «кэрроллиане».[81]
Для современников Кэрролла юмор «Охоты на Снарка» зловещего оттенка не имел. Это уже после второй мировой войны появилась теория, будто Снарк — это атомная энергия, а Буджум — атомная бомба. 12 января 1897 г., за год до смерти, Кэрролл писал одной из своих юных корреспонденток Мэри Барбер (1877–1962): «В ответ на Ваш вопрос, что я имел в виду под Снарком, можете рассказать своей подруге, что я имел в виду только то, что Снарк это и есть Буджум… Я хорошо помню, что когда я писал поэму, никакого другого значения у меня и в мыслях не было, но с тех пор люди все время пытаются найти в Снарке значение. Мне лично больше всего нравится, когда Снарка считают аллегорией Погони за Счастьем (я думаю, что отчасти это была и моя трактовка)».[82]
Данная трактовка «Охоты на Снарка», муссировавшаяся в статьях о творчестве Кэрролла, которые печатались в конце прошлого и начале нынешнего века, не прошла, видимо, мимо внимания символиста Мориса Метерлинка, когда в 1908 г. он сочинял свою «Синюю птицу». Американский кэрролловед Эдвард Гилиано заметил в начале 80–х годов, что третий (после двух «Алис») литературный шедевр Льюиса Кэрролла «Охота на Снарка» более ста лет прозябал в тени двух «Алис», ибо современники писателя считали поэму «бредовым и безвредным полетом фантазии».[83] Нынче уже не то: во второй половине XX в. подтекст поэмы по воле критиков засверкал новыми, довольно разнообразными гранями. В 60–е годы вышли две фундаментальные работы об этой поэме: «Аннотированный Снарк» М.Гарднера и монография Джеймса П.Вуда «Снарк был Буджумом: Жизнь Льюиса Кэрролла».[84]
Одни комментаторы поэмы считают, что ее замысел возник у писателя в связи со смертью его двадцатидвухлетнего племянника и крестника Чарлза Уилкокса. Другие находят в поэме не просто «страх смерти», а скорее «страх пустоты» (nothingness) и «страх несуществования» (nonexistence). М.Гарднер в «Аннотированном Снарке» отмечает, что поэма эта о бытии и небытии, т. е сюрреалистическая поэма об экзистенциальной агонии. По словам Пауля Тиллиха, Снарк — это конечная забота каждого человека о наивысшем добре, а Буджум — больше, чем смерть, это конец всякого поиска, это абсолютное угасание, экзистенциальный ужас.
