Людвисар. Игры вельмож - [47]
Гепнер решил хоть немного прийти в себя… Под ногами журчал ручей, привлекая прохладой и свежестью, словно приглашая припасть к нему. Жаждущий беглец припал к воде и долго пил.
Утолив жажду, Доминик вдруг заметил, что камни на вершине не беспорядочно раскиданы, как это бывает. Кто-то выложил их в правильном порядке, образовав своеобразную каменную бастею. Возможно, противники Габсбургов имели тут свою опору или же отряд ополченцев защищался от турок. Похоже, каждому это место было чрезвычайно удобным.
Гепнер перелез через оборонительный вал и оказался в небольшой долине, густо поросшей кустами ягод и черникой. Тропа, что привела его сюда, просматривалась, как жилка на руке, так что даже немногочисленный отряд мог продержаться тут довольно долго.
На самом краю действительно оказалась нацелена на дорогу старая ржавая пушка.
Умышленно забросанная сосновым лапником, она была все же недостаточно спрятана. Хвоя предательски осыпалась, выдавая тайник.
Разгребши это хрустящее покрытие, Доминик увидел рядом несколько гладко отесанных камней, размером с человеческую голову, и даже настоящее чугунное ядро.
Пушка оказалась еще вполне исправна, а умелые руки закрепили ее на деревянном лафете и зажали между двух камней. Вполне вероятно, что перед тем она защищала какую-то крепостную стену или башню.
Внезапная мысль заставила Гепнера пристальнее оглянуться вокруг. Немного покопавшись, он начал переворачивать небольшие камни, словно выискивая новый тайник. Чутье его не подвело: в одном месте, под каменным настилом, оказался ряд деревянных досок. Сдвинуть их в воинственном азарте было делом одного мига.
Под досками лежало в тайнике несколько старых крепостных ружей и две глубоко вкопанных сундука. Отдельно кто-то завернул в тряпку бережно вычищенный мушкет.
В большом волнении Доминик вытащил сундуки, удивленно заметив, что те заперты. Так словно кто-то не хотел доставлять себе хлопот, когда вернется. В первом сундуке хранился порох, а в другом — пули. Причем запасов хватало на то, чтобы отстреливаться минимум неделю.
Захохотав, словно безумец, беглец забил заряд, приладил фитиль и, закрепив мушкет на поставце, с хищной радостью навел дуло на тропу. Впрочем, тот факт, что рядом с мушкетом кто-то предусмотрительно припрятал огниво, его даже несколько озадачил. Неизвестные канониры почему-то не только покинули вполне хорошие ружья, похоже они вообще оставили все так, чтобы каждый желающий мог тут поупражняться в стрельбе. И даже несколько напильников также лежали рядом на случай, если оружие потребует ремонта.
Может, действительно кто-то собирался вот-вот вернуться? А может… все это бережно приготовили для него? Доминик вспомнил, как турок спихнул его с телеги именно возле тропы, что вывела его сюда, не позволив спрыгнуть раньше. Вероятно, что все это — его благодаря усилиям.
Так или иначе, а отступать было некуда. Оставалось только играть по этим новым, еще неведомым ему правилам.
Напильники пригодились Гепнеру. Осмотрев свой мушкет, он вдруг принялся за него, как за больного. Занятие это так его захватило, что он и не заметил, как минул добрый час. Заряд пришлось забивать еще раз, но теперь он делал это с какой-то потаенной гордостью. Так, будто безнадежно больной мог теперь снова ходить.
Неожиданно на тропе появилось трое. Даже издалека Доминик разглядел двух своих недавних конвоиров и турка. Последний, очевидно, выступал поводырем, потому что уверенно шел впереди, а те послушно следовали за ним.
«Вон оно что, — подумал Гепнер, — старик теперь, вероятно, рассчитывает на меня. Ждет, что я обоих их поцелую. Что ж, охотно. Пусть только подойдут ближе, антихристы…»
Он затаил дыхание и принялся ждать. Через четверть часа все трое были прямо перед ним. Фитиль уже горел, и Доминик только ждал, пока искра коснется пороха. Наконец это произошло! Выстрел был похож на фейерверк, которым приветствуют императора где-то в Китае. Лекарь закашлялся и отчаянно пытался протереть глаза. Единственной мыслью при этом было как можно скорее перезарядить мушкет для нового выстрела. Впрочем, когда Гепнер смог наконец видеть сквозь густые слезы, что лились из глаз, стало понятно, что стрелять во второй раз уже не нужно. Один конвоир лежал на земле, широко раскинув ноги, словно подтверждая этим, что Доминик искусный стрелок. Другой отчаянно боролся с турком, но старик раз за разом угощал противника частыми ударами ножа, пока и с ним не было покончено.
— Хвала Аллаху, ты попал, Людвисар! — сказал тот, отряхиваясь. — Я молился, чтобы новое ремесло не испортило твой меткий глаз и твердую руку.
— Кто ты? — удивленно спросил Гепнер, следя, как тот наскоро поправляет грязную, окровавленную одежду.
Турок пристально посмотрел ему в глаза.
— Во-первых, твой спаситель, — сказал он как-то уж угрожающе, от чего у Доминика пробежали по спине мурашки, а во-вторых, — слуга великого Сулеймана, как и ты… Об этом, надеюсь, Людвисар помнит каждый миг своей жизни.
Последнее старик произнес несколько мягче, даже благоговейно.
— Разве можно забыть своего благодетеля и повелителя? — сдержанно ответил Гепнер.
Огромное войско под предводительством великого князя Литовского вторгается в Московскую землю. «Мор, глад, чума, война!» – гудит набат. Волею судеб воины и родичи, Пересвет и Ослябя оказываются во враждующих армиях.Дмитрий Донской и Сергий Радонежский, хитроумный Ольгерд и темник Мамай – герои романа, описывающего яркий по накалу страстей и напряженности духовной жизни период русской истории.
Софья Макарова (1834–1887) — русская писательница и педагог, автор нескольких исторических повестей и около тридцати сборников рассказов для детей. Ее роман «Грозная туча» (1886) последний раз был издан в Санкт-Петербурге в 1912 году (7-е издание) к 100-летию Бородинской битвы.Роман посвящен судьбоносным событиям и тяжелым испытаниям, выпавшим на долю России в 1812 году, когда грозной тучей нависла над Отечеством армия Наполеона. Оригинально задуманная и изящно воплощенная автором в образы система героев позволяет читателю взглянуть на ту далекую войну с двух сторон — французской и русской.
«Пусть ведает Русь правду мою и грех мой… Пусть осудит – и пусть простит! Отныне, собрав все силы, до последнего издыхания буду крепко и грозно держать я царство в своей руке!» Так поклялся государь Московский Иван Васильевич в «год 7071-й от Сотворения мира».В романе Валерия Полуйко с большой достоверностью и силой отображены важные события русской истории рубежа 1562/63 года – участие в Ливонской войне, борьба за выход к Балтийскому морю и превращение Великого княжества Московского в мощную европейскую державу.
После романа «Кочубей» Аркадий Первенцев под влиянием творческого опыта Михаила Шолохова обратился к масштабным событиям Гражданской войны на Кубани. В предвоенные годы он работал над большим романом «Над Кубанью», в трех книгах.Роман «Над Кубанью» посвящён теме становления Советской власти на юге России, на Кубани и Дону. В нем отражена борьба малоимущих казаков и трудящейся бедноты против врагов революции, белогвардейщины и интервенции.Автор прослеживает судьбы многих людей, судьбы противоречивые, сложные, драматические.
Таинственный и поворотный четырнадцатый век…Между Англией и Францией завязывается династическая война, которой предстоит стать самой долгой в истории — столетней. Народные восстания — Жакерия и движение «чомпи» — потрясают основы феодального уклада. Ширящееся антипапское движение подтачивает вековые устои католицизма. Таков исторический фон книги Еремея Парнова «Под ливнем багряным», в центре которой образ Уота Тайлера, вождя английского народа, восставшего против феодального миропорядка. «Когда Адам копал землю, а Ева пряла, кто был дворянином?» — паролем свободы звучит лозунг повстанцев.Имя Е.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Харьков 1930 года, как и положено молодой республиканской столице, полон страстей, гостей и противоречий. Гениальные пьесы читаются в холодных недрах театральных общежитий, знаменитые поэты на коммунальных кухнях сражаются с мышами, норовящими погрызть рукописи, но Город не замечает бытовых неудобств. В украинской драме блестяще «курбалесят» «березильцы», а государственная опера дает грандиозную премьеру первого в стране «настоящего советского балета». Увы, премьера омрачается убийством. Разбираться в происходящем приходится совершенно не приспособленным к расследованию преступлений людям: импозантный театральный критик, отрешенная от реальности балерина, отчисленный с рабфака студент и дотошная юная сотрудница библиотеки по воле случая превращаются в следственную группу.
Харьков, роковой 1940-й год. Мир уже захлебывается войной, уже пришли похоронки с финской, и все убедительнее звучат слухи о том, что приговор «10 лет исправительно-трудовых лагерей без права переписки и передач» означает расстрел. Но Город не вправе впадать в «неумное уныние». «Лес рубят – щепки летят», – оправдывают страну освобожденные после разоблачения ежовщины пострадавшие. «Это ошибка! Не сдавай билеты в цирк, я к вечеру вернусь!» – бросают на прощание родным вновь задерживаемые. Кинотеатры переполнены, клубы представляют гастролирующих артистов, из распахнутых окон доносятся обрывки стихов и джазовых мелодий, газеты восхваляют грандиозные соцрекорды и годовщину заключения с Германией пакта о ненападении… О том, что все это – пир во время чумы, догадываются лишь единицы.
Когда молодой следователь Володя Сосновский по велению семьи был сослан подальше от столичных соблазнов – в Одессу, он и предположить не мог, что в этом приморском городе круто изменится его судьба. Лишь только он приступает к работе, как в Одессе начинают находить трупы богачей. Один, второй, третий… Они изуродованы до невозможности, но главное – у всех отрезаны пальцы. В городе паника, одесситы убеждены, что это дело рук убийцы по имени Людоед. Володя вместе со старым следователем Полипиным приступает к его поиску.
…Харьков, 1950 год. Страну лихорадит одновременно от новой волны репрессий и от ненависти к «бездушно ущемляющему свободу своих трудящихся Западу». «Будут зачищать!» — пророчат самые мудрые, читая последние постановления власти. «Лишь бы не было войны!» — отмахиваются остальные, включая погромче радио, вещающее о грандиозных темпах социалистического строительства. Кругом разруха, в сердцах страх, на лицах — беззаветная преданность идеям коммунизма. Но не у всех — есть те, кому уже, в сущности, нечего терять и не нужно притворяться. Владимир Морской — бывший журналист и театральный критик, а ныне уволенный отовсюду «буржуазный космополит» — убежден, что все самое плохое с ним уже случилось и впереди его ждет пусть бесцельная, но зато спокойная и размеренная жизнь.