Людвиг II: Калейдоскоп отраженного света - [16]

.

В 1860 году Сибилла Майльхаус вышла замуж за Августа Людвига барона фон Леонрода (1819–1904), флигель-адъютанта короля Максимилиана II. Их брак оказался бездетным, и Сибилла до конца жизни относилась к Людвигу, как к собственному сыну. Последнее письмо короля, адресованное его воспитательнице, датировано 7–8 января 1881 года. Приводим его в пересказе Т. Кухаренко: «Людвиг сообщает, что недавно вернулся из Линдерхофа, наслаждается великолепными зимними днями и с ужасом смотрит на предстоящее пребывание в городе. Он рассказывает о текущих строительных проектах: о замке Нойшванштайне, который «затмит Вартбург» и Херренхимзее, его «королевском дворце, как Версаль». Помимо строительства ему доставляют наслаждение чтение интересных книг и театральные удовольствия, прослушивание чудесного представления «Парсифаля» и «Лоэнгрина». Король заканчивает письмо словами: «…всегда остаюсь с самой верной преданностью, твой искренний друг Людвиг»^{24}.

Двадцать девятого апреля 1881 года «дорогая Миллау» скончалась. На католическом кладбище в Аугсбурге, где ее похоронили, по приказу ее бывшего воспитанника был воздвигнут надгробный памятник из каррарского мрамора с надписью: «Король Людвиг II верной воспитательнице своего детства баронессе Сибилле фон Леонрод, урожденной Майльхаус 20 августа 1814 — 29 апреля 1881»…

Принципиально другое воспитание — без задушевных разговоров и чтения духовной литературы — юный принц стал получать с 1 мая 1854 года, когда Сибиллу сменил 52-летний баварский генерал-майор граф Теодор Рафаэль Алоиз Басселет фон Ла Розе (La Rosöe; 1801–1864)^{25}, который оставался наставником Людвига вплоть до его восемнадцатилетия. Именно граф Ла Розе пробудил в будущем короле интерес к славному прошлому его древнего рода и гордость за него. В то же время самым отрицательным результатом его педагогических усилий стало развитие у обоих принцев чрезмерного «абсолютистского» высокомерия и заносчивости. Справедливости ради нужно сказать, что культивирование «королевского обращения с подданными» диктовалось исключительно желанием «воспитать настоящего короля» так, как понимал это сам граф. Он прекрасно видел в своем воспитаннике и упрямство, и своеволие, и излишнюю мечтательность. Последнее качество казалось ему опаснее. Он писал королеве Марии: «Принца нужно удерживать от задумчивости; он не должен задерживаться на неприятных впечатлениях, но пытаться быть менее чувствительным к ним. Нужно предоставить карманные деньги; но принц должен давать отчет в том, как он тратит их. Особое внимание должно быть уделено воспитанию у принца силы воли; тем более необходимо подчеркнуть это, потому что мы живем в эпоху, в которой развиваются воображение и ум, но желанием действовать пренебрегают…»^{26}

С 1 июля по 4 августа 1855 года Максимилиан II с семьей пребывал в Нюрнберге. Десятилетний Людвиг впервые оказался в этом величественном прекрасном городе, атмосфера которого насквозь пропитана духом Средневековья. Могучая громада Кайзербурга[29], возвышающаяся над городом, сразу и навсегда покорила сердце впечатлительного кронпринца. По сравнению с Нюрнбергом Мюнхен казался ему теперь невзрачным и жалким, словно оруженосец рядом с рыцарем. Возможно, уже тогда у Людвига родилась еще неосознанная идея перенести столицу Баварии именно в Нюрнберг, но он так и не смог восстановить историческую справедливость.

Наряду с архитектурой самой главной страстью будущего короля стала родная баварская природа. В 1857 году двенадцатилетний Людвиг предпринял первый серьезный поход в горы близ отцовского замка Хоэншвангау. Это очень важный момент в становлении личности кронпринца; в дальнейшем регулярные прогулки в горы станут его второй натурой.

Мы уже отмечали, что природа горной Баварии отличается поистине сказочной красотой. Среди лесистых гор и кристальных озер любой невольно становится чуть-чуть поэтом. Что же говорить о юноше, обладающем мечтательной чувствительной натурой, слишком близко к сердцу принимающем старинные легенды, слышимые им чуть ли не с пеленок. Как дети наделяют игрушки их жизненной силой и переносят действие игры в реальную жизнь, так и Людвиг мысленно перевоплощался в любимых героев, бродил по замку и окрестным горным лесам, декламируя строки из любимых Шиллера и Гёте, которые знал с раннего возраста.

Людвиг I часто пророчески называл своего внука «юным Зигфридом» и, наверное, во многом угадал его будущую натуру. «С малолетства, — пишет французский филолог Анри Лиштанберже, — Зигфрид обладал полной самопроизвольностью. <…> Зигфрид… всегда повинуется первоначальному закону инстинкта. Он живет в единении с природой; он понимает таинственный шепот леса, внимает щебетанию птиц и старается подражать им; он чувствует себя близким лесным зверям, любит их, следит за ними в их убежищах в глубине дикой чащи: наблюдая за ними, он догадывается, что такое любовь… У него нет другого проводника в жизни, кроме импульсов его природы: «следовать внушениям моего сердца, — говорит он (Зигфрид. — М. З.), — вот мой высший закон; то, что я совершаю, повинуясь своему инстинкту, то я и должен делать. Проклятый ли для меня этот голос или святой — я не знаю, но уступаю ему и никогда не стараюсь идти против моего желания»