Людвиг II: Калейдоскоп отраженного света - [15]
Нужно сказать, что принц Отто имел гораздо более близкие отношения с родителями, но не с дедом. Он был во всём противоположностью старшему брату. Начисто лишенный романтической мечтательности, он рос веселым, подвижным и резвым мальчиком, любимцем матери. Созданию сложных архитектурных построек из кубиков или чтению средневековых саг он предпочитал шумные игры со сверстниками. Людвиг искренне любил брата, но духовной близости не испытывал и с ним.
Максимилиан II был очень строгим отцом и столь же плохим воспитателем. В. Александрова считает: «Точное распределение времени, непосильные занятия, скучная гимнастика и суровые наказания за малейшее отступление от установленной программы — вот каковы были основы его воспитательной дисциплины. Всё, что красит детство: общество сверстников, забавы, игрушки, даже лакомства, — было исключено из нее. Дети отдалены были от матери, от отца они никогда не видели ни ласки, ни поощрения»>{19}.
В итоге искренняя детская привязанность мальчика была подарена не родителям, а горничной Лизи, или Лизль, служившей в Мюнхенской резиденции. Забота доброй пожилой женщины о юных принцах в первую очередь заключалась в тайном снабжении их запретными лакомствами. К примеру, Людвиг с детства обожал кофе, наслаждался его запахом. Но пить кофе разрешалось только взрослым. Детская обида на такую несправедливость глубоко врезалась в память Людвига. Русская императрица Мария Александровна, супруга Александра II, гостившая в Киссингене в 1864 году, вспоминала (по словам баронессы Марии Петровны Фредерикс): «Сам он нам рассказывал, что, сделавшись королем, его первое действие было велеть подать себе кофе, так как он не смел пить по утрам ничего другого, кроме молока».
Таких ограничений Максимилиану II казалось мало. Согласно его принципам воспитания дети должны были расти без всяких «гастрономических излишеств», буквально впроголодь. И вот старая горничная тайком стала передавать принцам либо остатки «взрослой» трапезы, либо купленные ею специально для них различные лакомства. Людвиг никогда не забывал трогательную заботу «своей Лизль», которую, вступив на престол, стал называть Königsliesl>{20}. Он считал своим долгом заботиться о ней, чтобы «отныне она получала только самое лучшее, потому что заслужила это». Вот только один, но очень характерный пример того, что Людвиг никогда не забывал добро. На Страстную неделю 1869 года король решил уехать из Мюнхена в Хоэншвангау. Своей бывшей горничной, остававшейся к тому времени в Мюнхенской резиденции, он предложил сопровождать его. Большая честь! Но увидев расстроенное лицо старой женщины и поинтересовавшись о причине, Людвиг услышал в ответ, что она желала бы остаться в Мюнхене и «посетить Святые могилы». Только ради того, чтобы не огорчать Лизль, Людвиг вопреки своему первоначальному желанию отложил поездку, всю Страстную неделю оставался в Мюнхене и только потом уехал в свой замок.
Но, пожалуй, самой главной детской привязанностью кронпринца стала его «запасная мама» — воспитательница Сибилла фон Леонрод (Leonrod), урожденная Майльхаус (Meilhaus; 1814–1881)>{21}. Она вступила в эту должность в июне 1846 года, и мальчик находился под ее опекой с десятимесячного возраста до девяти лет. Как только ребенок подрос, между ними установились самые нежные отношения. Людвиг называл свою няню ласково Миллау (Millau) и доверял ей все свои детские секреты. Сибилла учила Людвига и его младшего брата Отто чтению, письму и арифметике. Она была очень религиозна и часто читала принцам Библию. Известно, что на Рождество 1853 года восьмилетний Людвиг написал своей «дорогой Миллау» целое стихотворение, полное нежности и любви.
Когда в 1854 году Сибиллу сменил новый воспитатель, по воспоминаниям королевы Марии, Людвиг очень тосковал. Правда, Сибилла оставалась при дворе еще целых восемь лет, продолжая быть воспитательницей принца Отто, но для максималиста Людвига даже номинальная разлука с ней уже была утратой. Людвиг утешался тем, что продолжал вести с «дорогой Миллау» переписку вплоть до ее смерти; в общей сложности им написано Сибилле 82 письма.
Можно сказать, что в этих письмах полностью раскрывается душа будущего короля. Вот он рассказывает воспитательнице, как катался по Штарнберге кому озеру и мечтал стать капитаном. А позже советуется с ней по поводу расторжения своей помолвки… Абсолютно всё, что волновало Людвига в разные периоды его жизни, он, словно с духовником, обсуждал с Сибиллой. И, как и в случае с Лизль, всегда помнил хорошее к себе отношение. Вот, к примеру, отрывок из письма от 30 апреля 1864 года: «Как я рад выразить свою благодарность тебе таким способом; я всегда был твоим должником; я никогда не забуду, что ты сделала всё в детстве для меня»>{22}.
А вот письмо от 27 августа 1872 года: «…я обязан тебе с самого раннего детства… я никогда не забуду тебя, никогда. <…> Для меня истинной сердечной радостью было видеть недавно вновь тебя и долго с тобой говорить! Ты так меня хорошо понимаешь, и я делаю так мало… я, конечно, всегда чувствовал себя отвергнутым от мира и удалялся в себя; это благотворно действует на меня — говорить снова с тобой, с тобой, в моем сердце с блаженно безмятежных дней детства коренится верная и глубокая любовь»
