Людовик XIV, или Комедия жизни - [2]

Золоченые кареты стоят у подъезда итальянской эминенции [1]. Стража на лестницах и в коридорах; знатный люд в отдаленной приемной; шепот дежурных кавалеров и пажей — все указывает на утреннюю аудиенцию. В кабинете у окна, перед столом с бумагами, мы действительно видим Мазарини: он выслушивает доклад двух министров, а секретарь подает ему бумаги на подпись.

Кардиналу уже без малого пятьдесят лет. Его стройная, все еще гибкая фигура облачена в узкую шелковую рясу фиолетового цвета и подпоясана таким же фиолетовым кушаком.

На плечах — белая пелерина, а на голове — фиолетовая шапочка. Его еще черные, но жидкие волосы, маленькие усы и бородка, иронические глаза, благородный овал и немного смуглый цвет слегка насмешливой физиономии являют образ никогда не смущавшегося дипломата, ученика Макиавелли.

Один из докладчиков — Летелье, военный министр, другой — аббат барон Фуке, министр финансов. Доклад их касается одного предмета, и они взаимно дополняют друг друга. Секретаря кардинала зовут Батистом Кольбером, и хотя недавно еще он был простым приказчиком, но теперь уже получил титул маркиза де Сегнелея. Первые два — ловкие орудия кардинала, но Кольбер — его поверенный, управляющий его громадными имениями, великие способности которого, наравне с собственным умом кардинала, помогли последнему занять прежнее положение и сказать: «Я снова управляю Францией».

Во время доклада Кольбер с самым невозмутимым видом подает кардиналу заранее подготовленную записку. Мазарини, прочитав ее, взглядывает на своего приближенного с некоторым удивлением. Тот отвечает наклоном головы, и кардинал не может скрыть улыбки.

— Хорошо, — сказал он, когда Летелье и Фуке наконец закончили, — ассигнование денег и расквартирование полков в Лангедоке вполне удовлетворяют меня.

Он подписал бумаги.

— Позаботьтесь только, чтобы все было кончено, когда принц Конти появится на юге. Я желаю немедленного исполнения! Кольбер же должен созвать земские чины в Безьере и Монпелье, чтобы там наконец дела продвинулись вперед. Благодаря всем святым мы сможем таким образом защитить Русильон, Лангедок и Прованс от Испании, а наши войска в Арагоне тоже стоят под прикрытием. Тюренн, конечно, сумеет справиться с Конде в Нидерландах. Германия хромает как всегда, когда мы этого хотим, но во всяком случае, она продажна. С Англией можно примириться, и мы наконец будем в состоянии подумать об облегчении зла, порожденного в стране этим нечестивым восстанием. Велите начальнику полиции явиться сегодня на вечернюю аудиенцию. Нужно наблюдать за герцогиней Лонгевиль и Нинон, потому что эти честолюбивые женщины-политики никогда не успокоятся. В особенности Сен-Марсан, гостеприимством которой де Ланкло слишком долго пользуется. Она до сих пор поддерживает отношения с Гастоном Орлеанским и герцогом Карлом Лотарингским, — я это знаю, но хочу еще посмотреть, чем все это кончится.

Ну, довольно на сегодня.

Он протянул свою руку министрам; они поцеловали ее, поклонились и вышли из кабинета в боковую дверь.

— Что ты думаешь о записке Жермина, о его сообщении и значении того предложения, которое думает мне сделать сегодня принц Валлийский?

Кольбер, отошедший к ближайшему окну и смотревший на улицу, медленно обернулся.

— Мне кажется, что лорд Жермин не очень-то одобряет свадебный проект принца. По крайней мере странно, что кавалер, принадлежащий ко двору английской королевы-вдовы, возвещая нам визит наследника престола, в то же время решается объявить, что последний поддерживает любовную связь с Барбарой Палмер, сестрой милорда Вильерса.

— Это доказывает его нежную заботу о благе моей фамилии.

— Его фамилии, хотите вы сказать, монсеньор.

— Я той не знаю!

— Как, вы не знаете, что при королевском дворце Стюартов в Сен-Коломбо лорд Жермин — первое лицо, квази-король, а Генриетта вступила с ним в те отношения, которые ведут свое начало от Адама и Евы?

— Не понимаю, как ты веришь подобной сплетне! Не осмеливались ли говорить такой же вздор про меня и королеву-вдову Анну во время волнений?

Мазарини бросил пылающий взгляд на секретаря.

— Я ничего не утверждаю, эминенция; я только указываю на этот факт, предполагая, что он касается ваших интересов. Но во всяком случае я не могу помешать моему разуму наблюдать, а бедной своей голове выводить из этих наблюдений заключения. Полагаю, что это не должно быть никому неприятно…

— Что же говорят тебе твои наблюдения и какие заключения ты выводишь?

— Я думаю, что если знатная дама, даже королева, которая так высоко стоит над всеми окружающими, перед одним из них, и постоянно перед одним и тем же, робко потупляет глаза, если все жесты, взгляды, слова обличают их тесную связь, то естественно предположить, что тут не отношения господина и вассала.

— Что же из этого следует?

— В таких отношениях находится мадам Генриетта Английская с милордом Жермином и в таких же…

Кольбер медлил.

— Кто еще? — вскричал кардинал, бледнея.

— Этот и та.

И Кольбер учтиво поклонился.

— У тебя странные мысли! Если все это существует между Жермином и королевой Генриеттой, то относительно этого и той ты заблуждаешься! Кольбер, мое влияние велико, но что народная молва ложно толкует мои отношения с королевой-матерью, лучше всего доказывается тем, как бессилен я был исполнить горячее желание его величества — выдать за него мою племянницу Мариетту. Эта гордая королевская мать скорее допустила бы, чтобы Людовик проколол меня мечом, когда я вырвал у него Мариетту перед алтарем, чем дала бы свое материнское благословение на этот брак. Еще прежде, в присутствии Тюренна, она объявила, что если этот брак состоится помимо ее воли, она с войском покинет Париж, призовет принца Филиппа Анжуйского на французский престол и не закончит войны против Людовика и меня, пока окончательно не уничтожит нас. Сделала бы это женщина, которая, по мнению народа, принадлежит мне, которая…