Людмила - [49]

— Вы видите? Нет никаких оснований предполагать, что у него был ослаблен иммунитет.

Да, это было убийство, заранее спланированное убийство. Кто-то дал Стешину концентрированный наркотик, и Стешин почему-то его взял. Он знал о существовании подпольной лаборатории, где могут запаять что угодно, знал, что за ним охотятся и все же он его взял. Может быть, это был кто-то, кого он не опасался, кто-то с другой стороны?

— Вы не знаете наркоманов, — сказал следователь, — не знаете, что это за народ. Если он гонит по венам всякую дрянь, как ему устоять перед ампулой с надписью «морфин».

Робкая надежда, что, может быть, все это не так, что это кто-то другой, что его просто пытаются купить, когда все тело крутит и сворачивает нестерпимой болью, а сейчас, стоит только воткнуть — и тонкая ленточка взбежит и распустится алым цветком, следить, как красное облачко уплотняется и уходит под поршнем, а потом резкий удар изнутри и тяжелое блаженство и — всё.

— Ваша дама, — сказал следователь. — Стешина видели выходящим вместе с ней из подъезда.

— Что?

Я сидел спокойно, и мой вопрос был просто механической реакцией на сообщение. Оно было неожиданным, но не сенсационным, я просто задумался.

«Может быть, свидетель ошибся? — думал я. — Откуда Людмиле знать этого подонка? Это же не какой-то богемный курильщик травки, а вконец опустившийся, тяжелый наркоман. Это не ее компания — что может их связывать?»

— Это новость для меня, — сказал я следователю. — Но может быть, это просто случайность? Людмила живет в этом доме, а Стешин... Вы говорите, он все время там околачивался. Он мог просто одновременно выйти с ней из подъезда, вовсе не вместе.

— Они разговаривали, — сказал следователь. — О чем?

Мало ли о чем? Например, он мог спросить у нее, который час или попросить немного мелочи, но следователь сказал, что они с Людмилой еще чуть-чуть постояли.

— Я хочу сказать, — сказал следователь, — что если их видел мой информатор, то мог видеть и кто угодно другой. Вы понимаете, чем ей это может грозить?

Я посмотрел на окно. Туда, где белый след самолета уже разлохматился и стал похож на распустившуюся пряжу.

23

Я доковырял вилкой гарнир и закурил. Я сидел у открытого окна и надеялся, что буфетчица этого не заметит. За окном, в дворовом садике, три девочки копались в песочнице. Двое мужчин прошли к решетчатой скамейке и, сев на нее, принялись открывать бутылку портвейна. На ветку чахлой сирени рядом с окном слетела трясогузка, качнула ее и упорхнула наискосок.

Информация, полученная от следователя, заставила меня задуматься. То, что Людмилу видели, говорящей со Стешиным, заставляло меня взглянуть на все под другим углом. Факт ее знакомства с ним, если она была с ним знакома, не только ничего не прояснял, но еще и запутывал дело. Правда, этому сообщению информатора (или следователя?) можно было и не очень доверять. Следователь спросил меня, не выходил ли я тогда на короткое время. Я ответил ему, что выходил один раз, если не считать того случая, когда отправился вместе с ним, но он сказал, что какой-то человек, по описанию, похожий на меня, появился из подъезда через несколько минут после того, как туда вошел Стешин, однако это мог быть и другой человек, сказал он, мог быть как раз тот, о ком я говорил. Конечно, и этот вопрос мог быть очередной ловушкой — ясно же, что в этом случае я должен был видеть Стешина живым. Я спросил, видел ли меня его информатор входящим в подъезд, но следователь сказал, что он пропустил этот момент, так как не следил за домом специально, а последним, кого он видел, был какой-то высокий худой человек в бейсбольной кепке, источник назвал ее баскетбольной, видимо, из-за роста этого человека, но он мог выйти из какой-то квартиры, что предстоит проверить.

Все это давало немало пищи для размышлений, и я думал о том, что, может быть, не случайно наркоман назначил встречу именно там, на лестнице, возле квартиры, и может быть, не случайность, что Людмила вышла из квартиры в этот момент, а к Стешину на встречу пришел не тот, кого он ждал, но кто-то, кто все же всучил ему концентрированный морфин и сделал это для того, чтобы наркоман не встретился с ней, но тогда появляются совершенно другие мотивы, не исключено, что убийца подстерегал на лестнице Людмилу или собирался проникнуть туда. Возникала совершенная путаница, где все факты противоречили друг другу, да еще этот выходивший из подъезда светло-серый... Впрочем, это опять-таки мог быть кто угодно, любой человек с улицы, ну, хоть вот этот, стоящий у стойки с напитками.

Я откинулся на стуле и развел руками, когда, обернувшись, он оказался Прокофьевым. Прокофьев покачал головой и усмехнулся так, как будто уличил меня в каком-то мошенничестве. Он помахал мне рукой, чтобы не кричать через головы сидящих за столами мужчин и женщин, и отвернулся к буфетчице, которая появилась в это время в дверях за стойкой. Прокофьев показал пальцем на бутылку светлого рома на полке, на уровне ее головы. Она посмотрела, скривилась — не понимала, как можно пить эту гадость. Отмерила мензуркой в два стакана, грамм, как я понял, по сто. Прокофьев еще что-то говорил буфетчице, но в общем шуме я не слышал его голоса. Буфетчица отрицательно покачала головой, засмеялась. Прокофьев с двумя стаканами подошел к столу, поставил, отодвинул стул и сел.