Люди земли Русской. Статьи о русской истории - [164]

– Куда ты с мешком прешь! А еще в шляпе… интеллигенция…

Подобный критерий обсуждению, конечно, не подлежит, хотя н он не лишен значения: нередко, и очень нередко, некто, купивший себе шляпу или впервые подвязавший утративший в СССР свою принадлежность и буржуазный галстух, начинает всерьез считать себя уже интеллигентом.

Огромное же большинство определяет степень интеллигентности по профессии. Так было и прежде. Лицо, труд которого не требует затраты физических сил – уже интеллигент: бухгалтер, наторевший, не слезая с конторского стула, в дебете и кредите – интеллигент; зубной врач, фармацевт – безусловно интеллигенты; инженер, имеющий крайне слабое представление о Пушкине и никакого о Леонтьеве или Блоке – высший интеллигент. Как же – 12 тысяч в год получает! А Пушкин?.. Некогда, знаете ли… впрочем, пару сальных анекдотов о нем этот интеллигент знает…

Находилось очень мало смельчаков, решавшихся оспаривать интеллигентность фармацевта, особенно, если он получал левую газету и умел связно повторять выхваченные из нее фразы…

«Левизна», «либерализм», «прогрессивное направление» – сами по себе, даже без наличия очков на носу, уже служили вполне достаточным основанием для получения интеллигентного диплома.

И наоборот, субъект, осмеливавшийся высказывать «правые», а тем паче монархические взгляды или быть открыто религиозным, терял право на этот диплом. Священник, офицер, а тем более полицейский чиновник правом на звание обладали условно, но довелись кому-либо из них снять сан, выйти по туманным причинам из полка – диплом приклеивался сам собой. «Направление» было налицо.

– Вы, конечно, как человек интеллигентный, в Бога не веруете… – кто не слыхал этой фразы?

Предъявлялись к интеллигенту, конечно, в некоторых случаях и более глубокие требования, но именно эта расплывчатость в понимании термина и побуждает автора данной статьи начать ее с определения понятия интеллигентности. Своей формулы он никому не навязывает и дает ее лишь для ясности последующего.

Интеллигентом может быть назван только производитель нематериальных ценностей или их распространитель в массах. Ценностей, но не суррогатов, не эрзацев. Качество же этих ценностей или суррогатов определяется суммой добра или зла, причиненных ими человеку.

2

Мало кто знает имя давшего идею обыкновенной, хотя бы серной спички. Памятника ему нет нигде. Огромное большинство образованных и полуобразованных людей назовут имя изобретателя радио инженера Маркони. Памятниками ему пестрит Италия. Есть они и в других странах.

Первый из них раскрепостил человечество от неизбежной для каждого обременительной работы по добыванию огня, сократил число пожаров, ожогов, его идея оказывает явную, повседневную помощь решительно всем. Она – несомненная ценность.

Ценность второй идеи более чем сомнительна. Широкое распространение громкоговорителей несомненно болезненно отозвалось на нервах их невольных слушателей. Неизбежное, а при плохих аппаратах уродливое искажение звука снизило музыкальность масс, телеграфичный стиль передач и их куцая торопливость сужают умственный кругозор слушателей и снижают красочность и богатство языка, и т. д.

Таким образом, идея безымянного изобретателя спички принесла человечеству несомненное благо, идея же Маркони, пышно и эффектно реализованная, в конечном счете, является суррогатом блага.

Я знаю, что очень многие читатели с негодованием прочтут эти строчки. Склонность к поклонению фетишам въелась в нас очень глубоко…

Но в данном случае спичка и радио – только иллюстративный пример. Дело не в них. Спорить не стоит.

В развитии русской интеллигенции в период ее оформления по западноевропейскому образцу, т. е. примерно с 1700 г., роль безымянного спичечного мастера выполнял столь же безымянный фельдфебель Русской армии, бесконечное число раз осмеянный и оплеванный со всех направлений, и многие безымянные, ему подобные.

Роль же эффектного фетиша, радиоговорителя сыграл еще более эффектно философ Вольтер и ему подобные, имена которых широко известны. Имя Вольтера взято автором в данном случае, как собирательное, по традиции. Ведь первые русские интеллигенты суррогатного типа именовались «вольтерьянцами».

* * *

Итак, был фельдфебель. Во времена Петра именно к нему в первичную обработку поступало человеческое «сырье», не отличавшее правой ноги от левой.

Этот фельдфебель привязывал к ногам «сырья» пучки сена и соломы. Потом командовал:

– Сено, солома! Сено, солома! Раз, два! Раз, два!

В «сырье» воспитывался условный рефлекс внешнего поведения.

Одновременно с этим, в часы столь же оплеванной с тех же «направлений» «словесности» тот же фельдфебель внушал обучаемым:

– Знамя есть священная для солдата хоругвь! Сам погибай, а товарища выручай! Солдат есть защитник веры и отечества!

Иначе говоря, он вкладывал в сознание «сырья» ряд примитивных общечеловеческих моральных, нематериальных ценностей: понятие о долге, подвиге, жертвенности, общественном служении и любви к родине и так далее…

Страницы русской истории свидетельствуют, что он, этот фельдфебель, работал не без успеха. Была Полтава, был 1812 год, был Севастополь… Было кое-что и в 1942–1945 годах, когда пришлось вспомнить этого фельдфебеля…