Люди сверху, люди снизу - [63]

Отрицательные числа

Эпизод из жизни артистки

Минус 1. Она дошла до ручки и огляделась: то, что было позади ручки, вызывало рефлекторное отвращение. Мир же за ручкой виделся рельефно, необъективно и четвертован-но. За окном каркали вороны, позиционирующие себя щеглами. Она продолжала собираться по кусочкам: во время этих сборов ей не сиделось на месте – так и вышла на улицу. Асфальт по привычке скорчил рожу. Она ответила тем же, правда, не столь отчетливо: будучи несколько расплывчатой, она глуповато улыбалась. Ее странное отупение прошло, сменившись внезапно такой же странной остротой восприятия: оказалось, что она еще помнит вкус мороженого. Да мало, что помнит! – она же хочет его, мороженое!

Отмороженное.

Она, сумасшедшая Офелия, цепляется – как вцепляется утопающий в шею другого утопающего – за палочку эскимо, но оно тонет в шоколаде. Она этого не замечает. Она хочет – хотя бы частично – вернуться к прежнему образу и подобию, но вместо этого спрашивает случайного прохожего: «Как же так? Почему?» – он принимает ее за больную, каких полно болтается на улицах, и поспешно отходит. Она смеется. Теперь она не испытывает никаких комплексов. Через минуту к ней подходит серый человек в серой форме и спрашивает документы. Только с ними-то всё и в порядке.

Минус 2. Хватит, хватит, прекрати немедленно! Расскажи, сама вот себе расскажи, как докатилась – себя не бойся! Стыдно? А не стыдись: возьми лист чистый, белый, на три части раздели – так, хорошо. Теперь записывай – курс практической психологии, дык! А главное – не думай о хромой обезьяне.

Минус 3. Говорят, кур доят. Говорят, если перед идущей курицей провести на песке (земле, снеге) черту, то не-пти-ца сия остановится да и впадет в состояние транса. Сумасшедшая Офелия берет чистый лист и проводит черту. Сумасшедшая Офелия слегка не курица, но в состоянии транса пребывает. Линия по живому режет. Плюс, минус, приближенно равно, какая разница, когда совершенно нечем дышать?

Минус 4. Швырнула в стенку стакан. Еще. И еще. И еще… Потом долго подбирала осколки и не ревела; слышите, эй, кто-нибудь, воскресенье, тридцать пять за окном, то ли плюс то ли минус бесконечность, и мне – столько же; может, мне за окно? Какой соблазн, однако, только… иногда откуда-то, еле-еле, совсем тихо, доносится дверной скрип: я иду на него, иду наощупь, наобум; иду на…

Минус 5. Крысёныш – это такое имя. Здравствуйте! Крысёныш не умрет сегодня, потому что завтра никогда не наступит: Крысёныш умерла вчера! Она – зомби, живой труп, асоциальный клон. Есть здесь кто-нибудь? Здравствуйте! Вы не замечаете, что на улицах слишком много сажи?

Минус 6. Привет! – Привет! Я – Баба Ягиня! – Странно, разве бывают в наше время бабы-ягини? – Еще как бывают. Слушай сюда, подруга. Я дам тебе один совет. – Откуда ты знаешь, что мне нужен совет? – Ну, знать-то тут много не надо, а, все-таки, младость твоя в Стране Советов прошла, припоминаешь? – Припоминаю, Ягуленыса, как такого не припомнить. Так что делать-то мне теперь?

(Яга скребет узловатыми подагрическими пальцами по поросшему щетиной подбородку и задумывается). – Что ж ты молчишь? – Крысёныш тормошит ее. – Что ж ты молчишь?

Баба-Ягиня начинает храпеть, а потом растворяется в воздухе с так и не даденным советом и напоминанием не думать о хромой обезьяне. Крысёныш недоуменно пожимает плечами: Крысёныш не нуждается в советах исчезающего вида.

Минус 7. Смотрю нелепые сны. Ложусь спать ради их нелепостей. Во сне все приобретает совершенно иное значение. Я живу не в том смысле, потому что я – мертвая.

…Каждый раз, засыпая, вижу шарманщика. Ему миллиард миллиардов, а может, больше. Вечный: у него никогда не будет тире между двумя четырехзначными. У него неуклюжая шляпа и слепые равнодушные глаза. Когда он крутит нелепую ручку, я замечаю, что дно инструмента оплетает едва заметная паутина, в которую, как мухи, попались те, кто должен был попасться. И чем сильнее хочет сбежать полуживая кукла, тем крепче затягивается петля у нее на шее.

Шарманщик же, видя это, продолжает крутить ручку: деревянный ящик с потрескавшейся краской изрыгает кластер, который всегда звучит в человеке, если четвертуют его нематериальную субстанцию.

…Я не могу проснуться; я путаюсь в мотиве и в паутине – и, хотя нет ни того, ни другого, петля на моей шее затягивается, затягивается, затягивается…

Я – мертвая женщина, я очень мертвая женщина, меня зовут Крысёныш, Крысёныш, Крысёны-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ыш!…

Минус 8. Баба Ягиня сидит на скамейке около избушки и сворачивает козью ножку с коноплей. К ней подходит Крысёныш и трясет за плечо: «Покурим, клюкастая?» От наглости и неожиданности Яга рассеивается в пространстве, а Крысёныш ссыпает траву в карман и, довольно потирая руки, направляется в книжный, чтобы купить тетрадь в косую линейку за четыре рубля, и вовсе даже не думает о хромой обезьяне.

Минус 9. Крысёныш идет босиком по раскаленному асфальту и обжигает пятки. За ней – Баба Ягиня со стаканом конопли и маленьким розовым свиненком на поводке (свиненок подкован). Крысёныш замедляет шаг и, завидев ожившего дворника с картины Пиросмани, отбирает у него метлу и взлетает. Свиненок, оставшийся на раскаленном асфальте, визжит и слезно хрюкает. У Крысёныша сдает сердце: она пикирует вниз, берет свиненка на руки и целует в пятачок: