Люди с разных улиц - [24]

Прохожие двигались быстро и однообразно. У женщин лица были не такие уж мрачные. Пожалуй, можно крикнуть для них.

— Свистульки! Свистульки!

И опять никто не останавливался, будто все глухи. Он целый месяц мучался, вырезая свистульки, а прохожие так безжалостны.

— Эй, малыш! Пойди-ка сюда.

Мальчик обернулся. В дверях детского сада стояла женщина, он быстро подбежал к ней.

— Сколько у тебя тут?

— Сто штук.

— А сколько ты хочешь за каждую?

— Два миллима. — Он вспомнил слова знакомого спекулянта и торопливо добавил: — В магазине дороже и качеством хуже.

— Не болтай!

Мальчик замолчал, испугавшись, что женщина рассердится и не купит ни одной.

— Давай-ка все.

Мальчик оторопел и стоял не двигаясь.

— Что, не хочешь?

— Хочу, хочу… У них очень красивый звук.

Женщина уплатила, забрала коробку и скрылась с ней за дверью.

Столько денег сразу мальчик никогда не видел.

Он растерянно смотрит вокруг. Ему хочется громко объявить всем, что сегодня он больше уже не будет выкрикивать слово «свистульки».

Он быстро прячет деньги в карман и бежит к магазину игрушек. Магазин далеко, и бежать нужно долго. Душно. Мальчик путается под ногами прохожих. Бежать все тяжелее. Повсюду он натыкается на ноги прохожих. Люди безжалостны и теперь, когда у него есть деньги. Деньги! Мальчик улыбается. У него много денег, целых два фунта. Чего только он теперь не купит на них! Но первым делом — тот грузовик. Теперь уже соседский паренек не станет задирать нос перед ним, вертя в руках свои игрушки. Можно купить и яблоки. И тетради. И карандаши…

Вдруг, что-то вспомнив, мальчик останавливается. У него замирает сердце. Ведь… ведь врачу нужно отдать полтора фунта… А за свет… И за хлеб… Останется… Даже не останется денег, чтобы поехать домой на автобусе.

1953 г.

ОТЕЦ

Моему учителю Г. Гуланяну

— Роберт, петух матушки Берты давно прокричал, — мягко, вполголоса сказала Рита.

— Он всегда кричит не вовремя, — попытался отмахнуться Роберт.

— И в церкви уже отзвонили. Вставай. Джози вот-вот проснется.

Только теперь Роберт сообразил, в чем дело. Но он чувствовал, что ноги, удобно сложенные под одеялом, никак не хотят разогнуться.

И тут Роберт заметил, как голова сына, утонувшая в волосах матери, зашевелилась, мальчик на мгновение приоткрыл глаза и тут же уснул опять. Тогда Роберт постарался стряхнуть с себя сонливость и поднялся. Он взглянул на электрическую плитку, она не горела.

Роберт встал. На всякий случай он подошел к плитке и попробовал включить ее. Она не загорелась — свет был выключен за неуплату.

Проснулся Джози. Он приподнялся в постели и удивленно спросил:

— Ты еще не ушел на работу?

— Иду… Сейчас… — не очень уверенно ответил отец и, открыв дверь, исчез во мраке коридора.

Его встретил холод и острый запах какой-то еды. На ощупь Роберт прошел к двери и выскочил из темноты.

Как обычно, он подошел к хлебной лавке. Постояв около нее несколько минут, он пошел дальше.

Около моста находился барак с вывеской «Биржа труда». Все, кто ожидал работу, записывались здесь в очередь.

Роберт подошел к окошку.

— Роберт Купер, восемьсот семьдесят третий…

— Ничего нет.

Зная заранее, что ответ будет таким, он выслушал его, уже отходя от окошка.

Роберту известен был тихий подъезд возле одного ресторана. Он зашел туда и, пристроившись на корточках в углу, задремал.

Через некоторое время он почувствовал легкое прикосновение к плечу чьей-то руки.

— Вставай, нечего попрошайничать. Иди-ка лучше поработай.

Услышав слово «работа», Роберт вскочил. Он вышел за незнакомым человеком.

Работа оказалась легкой: нужно было разгрузить машину с камнями. От радости Роберт даже запел.

Мускулы его рук ритмично напрягались, и он уже не думал ни о чем.

Получив небольшую сумму денег, Роберт побежал к хлебной лавке.

Роберту очень хотелось задержаться в лавке как можно дольше и без конца повторять себе: «Я покупаю хлеб». Но лавочник вопросительно посмотрел на него. Тогда Роберт протянул ему деньги и гордо получил краюху хлеба.

Роберт не пошел прямо домой — нужно как-то еще протянуть время до конца дня. Он бродил по улицам, и его ноздри улавливали поднимавшийся из-под пальто аромат свежего хлеба.

В пять часов Джози, стоявший у окна, весело закричал:

— Ма!.. Папа идет с работы!

Сегодня отец вошел в комнату уверенно и смело поцеловал Джози.

Он все еще помнил, как утром сын едва не узнал о том, что он безработный. Это его пугало больше всего. Он не хотел, чтобы Джози уже с детства был знаком с горестями и болью жизни. Пусть он пока не знает, как отец достает тот кусок хлеба, который они едят, и пусть думает, что в мире все хорошо. Занятый этими мыслями, он рассеянно отвечал на вопросы сына.

— А у вас на заводе есть собака?

— Есть.

— Она кусается?

— Конечно.

Но на следующий день случилось непредвиденное. Роберт проснулся и прислушался. Ни петуха, ни звона церковного колокола не было слышно: «Рано еще», — подумал он и снова закрыл глаза.

С улицы доносился шум дождя. Капли ударялись в стекло и, казалось, о чем-то напоминали. Но Роберт не понял этого. В его сознании проплывали всевозможные магазины, столовые, различные люди, поражавшие своей неимоверной худобой или чрезмерной тучностью, и все, как один, молчаливые и неприветливые.