Люди с чистой совестью - [203]
Ночью батальон тихо прошел окраиной Манявы и на следующий день, 22 июня, догнал соединение около села Пасечное.
И тут наступила очередь Матющенки. За инициативу и смелость его похвалили комиссар и Базыма. Начал было хвалить и Ковпак, но, узнав, что поляк-инженер остался на промыслах, нахмурился. Когда же никто из командования батальона Матющенки не смог назвать даже фамилию человека, оказавшего нам неоценимую услугу, дед рассердился.
Он стал распекать комбата:
— Ты що, не понимаешь, как ты промазав?
— Та вже теперь понимаю, — скреб затылок Федот Данилович.
— От же ничого ты не понимаешь. Нам такие помощники сейчас до зарезу нужны.
— Та який вин помощник. Так, нейтральный панок.
— А що? Зразу щоб вин тоби руки по швам та ще й козырнув: явился по вашому приказанию. Нехай и не по охоте, а помогав…
Матющенко был объективный человек и любил это подчеркнуть.
— Так не, чого ж, Лукашенко казав: пан охотно все показував. И толково так: що и к чему…
— От и выходить Лукашенко твий молодец. А ты?
Матющенко молчал удрученно.
— Те дядьки, що под силой оружия Сарнскую дорогу охраняли, потом же стали сами поезда пускать под откос?..
— И в моему батальоне есть из них двое.
— А тут чоловик сам на помощь к тебе пришов? Пришов. И який чоловик. Инженер — раз. Польской нации — два. А ты его назад до фашиста. Вешайте его на здоровьечко. Ой, Федот, Федот… Ну, що мовчиш?
— А що ж говорить…
— Ну хоть ошибку свою признаешь?
— Признаю.
— Какая ошибка? — спросил Ковпак.
— Первая — тактическая. От помощника отказався…
— А ище какая?
— Вторая — политическая. Национальный момент пропустыв скрозь пальци, — упавшим голосом оказал Матющенко.
— А ище?
— Та хватит и цых двоих, товарищ командир, — взмолился Матющенко. — И на черта було мне те вышки зачипать. Так и знав — не будет добра.
Все засмеялись.
— Оце и есть твоя третья ошибка, — тоже смеясь, сказал Ковпак. — То, що ты промысла сжег, твоя великая заслуга перед нашими братами на фронте. Тебе грудь вперед держать надо. А з инженером — прохлопали, верно.
Объявляю батальону благодарность. А комбат хай подожде… Та не журысь — в приказе про це не буде написано. Это я так, для твоего сведения. В общем — объявляю благодарность.
Матющенко, под предлогом подготовки к новому маршу, поспешил ретироваться.
Через полчаса начался марш.
28
Горы преподносили нам сюрприз за сюрпризом. Оказалось, что спускаться с крутой горы ничуть не легче, чем взбираться на нее. Если же вспомнить, что спускались мы ночью по забытой со времен первой мировой войны, неезженой дороге, то понятно, сколько проклятий услышали горы за одну ночь и по адресу старого проводника гуцула и тех, кто проложил в первую мировую войну такой головоломный путь.
Аварии были на каждом шагу. Ломались колеса, летели куда-то в пропасть ящики со снарядами, патронами. Ездовые достреливали лошадей, поломавших ноги. А уж сколько шишек и синяков наставили себе и друг другу люди за эту проклятую ночь — и не счесть.
По спуску с высоты 936, протяжением по прямой не больше пяти километров (это, если переложить на плоскость карты!), ползли мы около шести часов. Меньше километра в час — вот темпы ночного горного марша.
Затем дорога стала более пологой, и колонна втянулась в ущелье. На дне его бежал ручей. Дороги там тоже не было, но ехать можно было по дну мелководного ручья. Мы потом поняли, что сделали непростительную глупость: пересекали кряж, в то время когда в горах надо ходить только вдоль кряжей. За эти сутки мы перекочевали всего-навсего через первый небольшой горный рубеж.
Ручей привел нас в долину реки Быстрицы. Вдоль берегов ее проходит шоссе и узкоколейная дорога. Противник, отвлеченный разгромом 4-го полка и бросивший остатки имевшихся под рукой резервов на охрану нефтяных промыслов, отстал.
В долине Быстрицы уже светало. Вчерашняя бомбежка была всем хорошо памятна. Народ, поглядывая на небо, усердно погонял коней по шоссе. Большая часть их вышла из строя. Они посбивали себе копыта на каменистых дорогах. Непривычные к горам, еще два дня назад такие резвые кони еле тащились по каменистому шоссе. Обоз вышел из строя, пройдя по горам всего десять — пятнадцать километров.
Только пара небольших лошадок Павловского бойкой рысью обгоняла колонну. То ли его коняги родом из этих мест, то ли старый хозяйственник нашептал им какие-то колдовские слова, но «выезд» Павловского показывал класс резвости и быстроты. Помахивая хвостами, кони неслись, обгоняя уныло бредущий обоз, телеги с ранеными.
Сидя верхом на огромных битюгах артиллерийских упряжек, ездовые пушки изнемогали. Они устали понукать своих слоноподобных тяжеловозов. И с завистью провожали глазами повозку Павловского. Артиллерийские кони с усилием переставляли ноги с пудовыми копытами только под ударами кнута. А через секунду, жалобно опустив огромные добрые головы, они еле плелись по каменистой дороге.
— Распахнулись, проклятые! — кричал, оборачиваясь на возу, Павловский. — Це вам не Пинские болота. И не степя-а-а… Тутечки дело поскладнее. И для германа тоже. Но и для нас.
Ездовые с ненавистью поглядывали вслед помпохозу. Велас, повозочный санчасти (он же фармацевт и конский хирург), ворчал:
Новая книга Героя Советского Союза П. П. Вершигоры — «Рейд на Сан и Вислу» является как бы продолжением его широко известного произведения «Люди с чистой совестью». После знаменитого Карпатского рейда партизанское соединение легендарного Ковпака, теперь уже под командованием бывшего заместителя командира разведки Вершигоры, совершает еще один глубокий рейд по тылам врага с выходом в Польшу. Описанию этого смелого броска партизан к самой Висле и посвящена настоящая книга. В ней читатель снова встретится с уже знакомыми ему персонажами.
Действие романа Петра Вершигоры «Дом родной» развертывается в первый послевоенный год, когда наша страна вновь встала на путь мирного строительства. Особенно тяжелое положение сложилось в областях и районах, переживших фашистскую оккупацию. О людях такого района и рассказывает автор.Решение существенных хозяйственных вопросов во многих случаях требовало отступления от старых, довоенных порядков. На этой почве и возникает конфликт между основными действующими лицами романа: секретарем райкома партии боевым партизаном Швыдченко, заместителем райвоенкома Зуевым, понимающими интересы и нужды людей, с одной стороны, и председателем райисполкома Сазоновым, опирающимся только на букву инструкции и озабоченным лишь своей карьерой, — с другой.
Впервые в отечественной историографии предпринята попытка исследовать становление и деятельность в Северной Корее деспотической власти Ким Ир Сена — Ким Чен Ира, дать правдивую картину жизни северокорейского общества в «эпохудвух Кимов». Рассматривается внутренняя и внешняя политика «великого вождя» Ким Ир Сена и его сына «великого полководца» Ким Чен Ира, анализируются политическая система и политические институты современной КНДР. Основу исследования составили собранные авторами уникальные материалы о Ким Чен Ире, его отце Ким Ир Сене и их деятельности.Книга предназначена для тех, кто интересуется международными проблемами.
Издательство «Азбука-классика» представляет книгу об одном из крупнейших писателей XX века – Хулио Кортасаре, авторе знаменитых романов «Игра в классики», «Модель для сборки. 62». Это первое издание, в котором, кроме рассказа о жизни писателя, дается литературоведческий анализ его произведений, приводится огромное количество документальных материалов. Мигель Эрраес, известный испанский прозаик, знаток испано-язычной литературы, создал увлекательное повествование о жизни и творчестве Кортасара.
Наконец-то перед нами достоверная биография Кастанеды! Брак Карлоса с Маргарет официально длился 13 лет (I960-1973). Она больше, чем кто бы то ни было, знает о его молодых годах в Перу и США, о его работе над первыми книгами и щедро делится воспоминаниями, наблюдениями и фотографиями из личного альбома, драгоценными для каждого, кто серьезно интересуется магическим миром Кастанеды. Как ни трудно поверить, это не "бульварная" книга, написанная в погоне за быстрым долларом. 77-летняя Маргарет Кастанеда - очень интеллигентная и тактичная женщина.
«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.
«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.