Люди с чистой совестью - [158]

Шрифт
Интервал

Живые колоски кивают головками, постепенно затихая. Из ржи больше никто не поднимается. Сзади ко мне подъезжают конники, выручавшие Ленкина. С ними помощник Усача. Стрельба затихает вдали.

— Годзенко! Собирай эскадрон. Веди к дороге!

Я пустил коня по тропке во ржи. Она пунктиром указывала след, где только что бежал человек. В гущине ржи она закончилась круглой маленькой поляной. Конь, всхрапывая, не хотел подходить. Я приподнялся в стременах. Бандеровец лежал на боку, прижав руку к груди, и уже не дышал.

«…Натравили тебя фашисты на нас, дали в руки винтовку. Что ж, выбачай… Лежи среди спеющей ржи…»

Откуда развелась на чудесных полях Западной Украины эта погань? Они шли в обозе гитлеровской армии. А когда надежды на «молниеносную» войну лопнули, когда под ударами Красной Армии хрустнул хребет фашистского зверя, гестапо вспомнило о своих псах.

Буйным ветром, предвестником очистительной грозы повеяло на оккупированной Украине после великого Сталинграда. Ширилось могучее движение народа — партизанская война. Народный гнев грозил смести фашизм и его верных лакеев. Тогда Бандера (согласовав этот шаг с Гиммлером) организовал лжепартизанские отряды. Лишь только отгремело по всему миру эхо героического Сталинграда, бандеровцы, как стая воронья, слетаются на съезд. «Зарево Сталинграда нависло и над украинской буржуазией», — с ужасом признаются они. Над смертельно раненным зверем — немецким фашизмом — они каркают свою «резолюцию». Смысл ее сводится к тому: «В ходе войны наступил неприятный для украинского национализма момент. Мы слишком откровенно связали свою судьбу с Гитлером». «Надо сделать вид, что мы против немцев. В противном случае не найдется ни одного украинца, который поверил бы нам», — говорят эти «политики». Весь тираж журнальчика бандеровцев, где напечатана эта «резолюция», был захвачен нами на Горыни.

По дороге уже движется обоз. Скрипят телеги, и раздаются приглушенные полуденной жарой голоса. Лишь теперь я потрогал шею. Крови не было. Немного выше воротника вздулся, как от удара кнутом, волдырь.

…Эскадрон выходил к дороге тихой рысью. Я тронул коня ему вслед.

7

В эту же ночь мы подошли к Горыни. Решено двигаться и ночью, форсировать реку с ходу.

Моросит дождь.

Дорога вьется вдоль опушки леса. Впереди маячит отбежавший в степь одинокий столетний дуб. Не одному поколению людей указывает он развилку дорог. Может, и нам что навещует. Карпенко подъезжает к дубу и сверяется по моей карте. Лезет на дуб, выискивая на горизонте хоть какой-нибудь ориентир. В этот момент в колонне выстрелы. На миг вспыхнула беглая перестрелка. Стоны, крики.

— Напились, что ли?

Карпенко сползает с дерева.

— Нет, не похоже!

И так же сразу все затихает.

Я повернул коня обратно. Еще не доехав до штаба, узнал причину стрельбы. Оказалось, что по лесной просеке наперерез нам двигался небольшой обоз бандитов с ранеными. Они никак не ожидали встретить здесь советских партизан. Выехав на опушку, пять или шесть подвод бандеровской санчасти вклинились в наш обоз. Проехав в колонне несколько минут и уже отдалившись от своих, услышав русский говор и слова «товарищ командир», они поняли, куда попали в ночной темноте.

Здоровые бросились, отстреливаясь, наутек. Они были побиты нашими ездовыми.

Обоз с бандеровским лазаретом остался у нас.

Темень перед рассветом сгустилась.

Я присел на повозку к одному из раненых бандеровцев. Посветил электрическим фонариком. Худое, изможденное лицо. Лихорадочно блестят глаза. Парень испуганно пытается подвинуться на возу.

— Як же, козаче? Влипли?

Ресницы его дрогнули. Я повторил вопрос. Услышав украинскую речь, приготовившийся к пыткам и истязаниям, он исподлобья смотрит вверх.

Неприятное дело допрашивать раненого. Но надо. Надо нам, нашим товарищам по отряду, нашей армии, народу. Надо!

— Як же вы ихалы? Прямо-таки наугад? Без разведки, без охраны?

Он молчит. Но мой спокойный голос и мирный тон, видно, успокаивают его. Чувствую, можно ставить вопрос в лоб.

— Куда вас везли?

Откашлявшись, он хрипит:

— До шпиталю.

«Ого! Если есть госпиталь, значит, это не маленькая бандочка».

— Далеко? Где?

— Там… Ихать дви ночи.

— Где поранило?

— От-тут-о. И от-туточки, — показывает на грудь и ногу.

— Когда?

— Четвертого дня.

— С кем бились?

— С… нимаками…

По тону понимаю, что врет, но не показьнваю виду.

— А нас узнаешь?

— Кто вас знает… Вы — не наши…

Он кашляет. Закрывает глаза. Соображаю, что еще можно узнать у него ценного. И можно ли? Ах, да. Конечно. Я даже не задал второго стандартного вопроса: «откуда?»

— Звидкиля везли раненых?

И сразу освещаю лицо. Он недоуменно поворачивает голову. Вопросительно, не мигая, глядел он в гаснущий электрический глазок. «Эх, жаль, батарейка кончается, не успею спросить главное». Быстро и властно повторил вопрос:

— Звидкиля?.. 3 лису?..

Мелькнула мысль. И сразу:

— 3 табору?

— Ага…

— Сотня?

— Восьма…

— Курень?

— Гонты…

— Далеко?

— У лиси. Ось тутечки.

Он показал рукой. Дальше вопросы и ответы катились, как под горку. «Нет, не успела батарейка иссякнуть в фонарике».

Я знал главное. Рядом с нами, в лесу, был расположен «курень» (полк) бандитов. В нем не менее тысячи человек. На их стороне знание местности и, может быть, внезапность нападения. Ведь о присутствии здесь бандеровского куреня знал пока один я. Надо было ликвидировать хотя бы это преимущество врага.


Еще от автора Петр Петрович Вершигора
Рейд на Сан и Вислу

Новая книга Героя Советского Союза П. П. Вершигоры — «Рейд на Сан и Вислу» является как бы продолжением его широко известного произведения «Люди с чистой совестью». После знаменитого Карпатского рейда партизанское соединение легендарного Ковпака, теперь уже под командованием бывшего заместителя командира разведки Вершигоры, совершает еще один глубокий рейд по тылам врага с выходом в Польшу. Описанию этого смелого броска партизан к самой Висле и посвящена настоящая книга. В ней читатель снова встретится с уже знакомыми ему персонажами.


Дом родной

Действие романа Петра Вершигоры «Дом родной» развертывается в первый послевоенный год, когда наша страна вновь встала на путь мирного строительства. Особенно тяжелое положение сложилось в областях и районах, переживших фашистскую оккупацию. О людях такого района и рассказывает автор.Решение существенных хозяйственных вопросов во многих случаях требовало отступления от старых, довоенных порядков. На этой почве и возникает конфликт между основными действующими лицами романа: секретарем райкома партии боевым партизаном Швыдченко, заместителем райвоенкома Зуевым, понимающими интересы и нужды людей, с одной стороны, и председателем райисполкома Сазоновым, опирающимся только на букву инструкции и озабоченным лишь своей карьерой, — с другой.


Рекомендуем почитать
Гражданская Оборона (Омск) (1982-1990)

«Гражданская оборона» — культурный феномен. Сплав философии и необузданной первобытности. Синоним нонконформизма и непрекращающихся духовных поисков. Борьба и самопожертвование. Эта книга о истоках появления «ГО», эволюции, людях и событиях, так или иначе связанных с группой. Биография «ГО», несущаяся «сквозь огни, сквозь леса...  ...со скоростью мира».


Русско-японская война, 1904-1905. Боевые действия на море

В этой книге мы решили вспомнить и рассказать о ходе русско-японской войны на море: о героизме русских моряков, о подвигах многих боевых кораблей, об успешных действиях отряда владивостокских крейсеров, о беспримерном походе 2-й Тихоокеанской эскадры и о ее трагической, но также героической гибели в Цусимском сражении.


До дневников (журнальный вариант вводной главы)

От редакции журнала «Знамя»В свое время журнал «Знамя» впервые в России опубликовал «Воспоминания» Андрея Дмитриевича Сахарова (1990, №№ 10—12, 1991, №№ 1—5). Сейчас мы вновь обращаемся к его наследию.Роман-документ — такой необычный жанр сложился после расшифровки Е.Г. Боннэр дневниковых тетрадей А.Д. Сахарова, охватывающих период с 1977 по 1989 годы. Записи эти потребовали уточнений, дополнений и комментариев, осуществленных Еленой Георгиевной. Мы печатаем журнальный вариант вводной главы к Дневникам.***РЖ: Раздел книги, обозначенный в издании заголовком «До дневников», отдельно публиковался в «Знамени», но в тексте есть некоторые отличия.


В огне Восточного фронта. Воспоминания добровольца войск СС

Летом 1941 года в составе Вермахта и войск СС в Советский Союз вторглись так называемые национальные легионы фюрера — десятки тысяч голландских, датских, норвежских, шведских, бельгийских и французских freiwiligen (добровольцев), одурманенных нацистской пропагандой, решивших принять участие в «крестовом походе против коммунизма».Среди них был и автор этой книги, голландец Хендрик Фертен, добровольно вступивший в войска СС и воевавший на Восточном фронте — сначала в 5-й танковой дивизии СС «Викинг», затем в голландском полку СС «Бесслейн» — с 1941 года и до последних дней войны (гарнизон крепости Бреслау, в обороне которой участвовал Фертен, сложил оружие лишь 6 мая 1941 года)


Кампанелла

Книга рассказывает об ученом, поэте и борце за освобождение Италии Томмазо Кампанелле. Выступая против схоластики, он еще в юности привлек к себе внимание инквизиторов. У него выкрадывают рукописи, несколько раз его арестовывают, подолгу держат в темницах. Побег из тюрьмы заканчивается неудачей.Выйдя на свободу, Кампанелла готовит в Калабрии восстание против испанцев. Он мечтает провозгласить республику, где не будет частной собственности, и все люди заживут общиной. Изменники выдают его планы властям. И снова тюрьма. Искалеченный пыткой Томмазо, тайком от надзирателей, пишет "Город Солнца".


Хроника воздушной войны: Стратегия и тактика, 1939–1945

Труд журналиста-международника А.Алябьева - не только история Второй мировой войны, но и экскурс в историю развития военной авиации за этот период. Автор привлекает огромный документальный материал: официальные сообщения правительств, информационных агентств, радио и прессы, предоставляя возможность сравнить точку зрения воюющих сторон на одни и те же события. Приводит выдержки из приказов, инструкций, дневников и воспоминаний офицеров командного состава и пилотов, выполнивших боевые задания.