Люди с чистой совестью - [157]

Володя Лапин ругается. Передавая свой разговор с местными крестьянами, он изображает в лицах, как они не могли понять друг друга.

— Стучу в окно. Баба подходит. «Бабка, открой, будь так ласкова, фортку!» Молчит. «Ну, открой фортку, милая». Опять молчит… «Открой фортку, а то окна побью..» Тут она как начнет голосить, плакать: «Вы же, — говорит, — через фортку во двор вошли», — и на калитку показывает… Я смеюсь: «Какая же это фортка — это же калитка». Тогда она меня на смех подняла: «Калытка, — говорит, — для денег, хвиртка — для людей, ворота — для худобы. А ты не турок будеш?..» Вот так и проговорили с час. Молока принесла, хлеба, масла… А толком ничего не узнал.

Полустепная полоса требовала усиленной кавалерийской разведки. Взвод Саши Ленкина был преобразован в эскадрон. Саша торжествовал. Комиссар скрепя сердце подписал приказ о реорганизации подразделения Усача.

Руднев — принципиальный противник партизанской кавалерии. Он называл войско Ленкина «Иисусовой конницей», что обижало наших кавалеристов.

На пятый день марша, огибая Ровно с севера, мы проходили небольшое сельцо. Дорога вывела нас к роще.

У рощи — кладбище.

Выскочившую вперед на подводах разведку с кладбища встретили шквалом огня. Разведчики успели соскочить с подвод. Карпенко со своей ротой автоматчиков развернулся в обход кладбища. Хорваты и местные полицаи смекнули, что дело может кончиться для них плохо, и бросились наутек.

Мы с Ленкиным верхами выскочили на бугор.

— Как на ладони, а? Вот позиция, — Ленкин разгладил усы и оглянулся.

Действительно, с бугра все видно: и как враг отходит на хутора, и как пехота Карпенко преследует его по ржи. Ясно, что противник успеет добежать туда раньше третьей роты. Позади вытягивался скорым шагом недавно сформированный эскадрон. Ленкин, защищая любимое детище от нападок комиссара, хорошо обучил своих кавалеристов. Вспоминая все мудреные команды и приемы кавалерийского строя, оставшиеся у него в памяти со времен действительной службы, он вышколил их не хуже любого кадрового офицера.

Усач ухмыльнулся.

— Попробуем кавалерийской атакой, товарищ подполковник?

Не имея команды Ковпака, я не мог дать такого приказа. Но меня самого подмывал бес при виде уходящего противника. Карпенковцы делали большой крюк, загибая фланг.

— Эх, не поспеют Федькины хлопцы! — сокрушался Ленкин.

— Но если атака «конницы» не удастся?

Ленкин презрительно пожал плечами. Единственным оправданием могло быть только личное участие в атаке.

Я поднял плеть над головой.

Сзади звякнули стремена.

Ленкину больше ничего и не надо было. Он огрел плетью сначала моего, а потом и своего коня. Выигрывая время, мы мчались два километра по дороге, не рассыпаясь. Вот уже опередили нашу наступающую роту. Все ближе отходящий в беспорядке враг.

Карпенко заметил наш маневр. Он все больше загибал влево, оттесняя противника к дороге. Но уже начинаются хутора. И, достигнув их, противник тает, исчезая на глазах. Дальше вести эскадрон сплошной кучей рискованно. Окажись у врага один хладнокровный пулеметчик, наделал бы он нам бед.

— Рассыпай, Саша, Иисусову конницу.

Я взглянул на Усача. Глаза его налились кровью, лицо посинело от натуги, а он все не мог найти слов, которыми можно было бы мне ответить. Злобно выругавшись и вытянув плетью коня по глазам, он крикнул:

— Я вам покажу Иисусову конницу! Я покажу!

На ближайший хутор бежали с десяток полицаев и бандеровцев. Самый лучший конь в отряде — Сашкин гнедой — моментально вынес его далеко вперед. Сразу за ним поскакало трое конников. Но куда им догнать Сашу! Мой конь тоже сильно отставал. Не доезжая полсотни метров, я увидел во дворе клубок лошадиных и человеческих тел. Бросив поводья и держась только ногами на пляшущем коне, вертелся во все стороны Усач. У стен хаты и сарая жались растерявшиеся бандеровцы. Выпустив по ним весь диск и увидев, что патроны кончились, Сашка бросил автомат на землю. Выхватил гранату. Швырнув ее в кучу лежавших на траве полицаев, он прохрипел:

— Всё! Давай ты, Петрович!

Граната взорвалась. Конь Ленкина рухнул на землю, придавив собою хозяина. В этот момент мы уже вскочили во двор.

Автоматная очередь полоснула по животу Сашкиного коня и буквально распорола ему брюхо. Даже подпруги седла оказались перерезанными. Ленкин, кряхтя, вылез из-под туши коня, прикрывшей его.

— Ранен?

— Нет, кажется.

— Почему хромаешь?

— Ногу придавил гнедой.

— Кость цела?

— Цела.

Семь человек лежали возле стен. Пятерых уложил Усач. Только двое остались на нашу долю.

— Обошлось, кажется. Собирай, Саша, Иису… Ну ладно, ладно.

Я повернул коня и по меже поехал к другому хутору. Проехали с полминуты. Вдруг впереди меня, как куропатка из-под ног охотника, в густой ржи показалась голова без шапки. За нею мелькнула грудь в вышитой сорочке.

— Чего ты забрел сюда? Попадешь в эту катавасию — сам не…

Но я слишком поздно заметил блеснувшую в его руках винтовку. Сразу грянул выстрел. Стреляя с десяти метров, он все же промазал. Пуля взвизгнула под самым ухом и обожгла шею. Он не успел прицелиться или сильно волновался и сразу же испуганно скрылся во ржи. Но колышущийся колос выдал его. Не дав ему загнать очередной патрон, я наугад выпустил полдиска. Вспомнив, что и мне надо беречь патроны, отпустил гашетку. Держа автомат наготове, между ушами коня, тихо тронул его по следу.