Люди рая - [33]

У тонганцев тоже были свои двойные лодки — тонгиа-ки, но по сравнению с друа совсем неуклюжие. Они не могли поворачивать на другой галс или идти против ветра. Поэтому тонганцы обычно приплывали на острова Лау, заключали союз с каким-нибудь фиджийским вождем, сражались на его стороне в межплеменных войнах, а затем возвращались на Тонга в друа, которые брали в уплату за свою службу. Но иногда тонганцы приезжали сюда и сами строили для себя друа. Постройка корабля занимала часто несколько лет, поэтому тонганские судостроители на острове Камбара образовали почти постоянное поселение. Некоторые оставались на острове навсегда, так что теперь жителей Камбары связывают прочные узы родства как с островами Тонга, так и с Самоа.

Для того чтобы друа сохранял свои мореходные качества, нужно прилагать немалые усилия. Намокая, паруса из панданусовых циновок начинали гнить. Синнет — плетеное кокосовое волокно — широко использовался в качестве связей. Во время плавания он испытывал большие нагрузки и его нужно было беспрестанно заменять, что нередко требовало практически полной разборки всего судна. Когда европейские корабли стали чаще появляться в водах Тихого океана, фиджийцы быстро оценили преимущество гвоздей и парусины, а также новых методов судостроения. Вскоре строительство новых друа прекратили, а старые постепенно разрушались. К 1890 году на всем архипелаге Фиджи осталось меньше десятка таких судов, и вскоре они исчезли совсем.

В Суве я интересовался этими замечательными кораблями, но лишь в музее мне удалось увидеть несколько моделей и два гигантских рулевых весла. В Ломаломе мбули показал мне огромное бревно, уложенное стену дома, которое, пс его словам, когда-то было угловой стойкой палубной надстройки на самом большом друа вождя Маафу. Когда тонганский вождь умер, его корабль вытащили на берег в Ломаломе, столице покоренного им королевства Лау, и оставили там гнить, так что от корабля сохранилась только эта стойка. Теперь же я надеялся, что в дополнение к съемкам жителей острова Камбара за изготовлением чаш для кавы и маленьких лодок с балансирами нам удастся найти какого-нибудь старика, который помнит последние друа и сможет нам их описать.

Когда мы сошли на берег, найти плотников оказалось совсем нетрудно. Видимо, здесь каждый мужчина что-нибудь да вырезал. Мы почти целое утро наблюдали за юношей, который делал чашу для кавы. Он работал скребками с железными лезвиями, но форма их была такая же, как у каменных скребков в музее Сувы. Чтобы сделать ободок чаши, юноша провел окружность самодельным циркулем из веревки и кусочка древесного угля, а чтобы поверхность древесины с красивыми прожилками стала гладкой, он скоблил ее изогнутым свиным клыком.

Позднее мы нашли судостроителей. Они работали в дальнем конце деревни на песчаном побережье среди густых зарослей пальм с искривленными стволами. Используя Ману как переводчика, я вступил в беседу со стариком, который сидел на корточках и терпеливо отделывал скребком корпус лодки снаружи. Да, он помнил друа, но сам никогда не плавал ни на одном из этих гигантов, так как самые большие из них уже гнили на берегу, когда он был еще мальчиком. Почти на все вопросы старик отвечал односложно и не очень охотно, поэтому Ману пришлось старательно расспрашивать его, чтобы узнать хоть какие-нибудь подробности о старых лодках. Я огорчился, что он не может рассказать о путешествиях на друа, но нельзя желать слишком многого. Я утешал себя тем, что нам удалось заснять ремесленников Камбары за изготовлением долбленых лодок и чаш для кавы, — это было достаточной наградой за поездку сюда.

Вечером нас пригласили к мбули на каву. Мбули рассказал, что несколько жителей деревни собираются съездить на свои плантации кокосовой пальмы на соседнем ненаселенном острове Вангава, чтоб привезти немного копры, но ветер не благоприятствует плаванию. Он спросил, не смогли бы мы доставить их туда на «Мароро». Местные жители относились к нам с такой добротой, что мы, конечно, не могли ответить им отказом.

На следующее утро десятка три мужчин и женщин переплыли лагуну и поднялись на борт шхуны. Было очевидно, что сбор копры теперь отошел на второй план и поездка превратилась в увеселительную прогулку. Гости расселись на корме, послышались звуки нескольких гитар и укулеле, и все стали распевать песни, пока грохот якоря не возвестил о прибытии на Вангаву.

Вместе со всеми мужчинами мы сошли на берег посмотреть остров. Когда я бродил по плантации, ко мне подошел Ману. В руке он держал огромного краба, какого я ни разу еще не видывал. Краб был шириной около двух футов — огромное тело сердцевидной формы, гигантские клешни, подогнутый вниз мясистый черный XI ост, покрытый бугорками. Панцирь краба был в основном красновато-коричневого цвета, но брюшко и сочленения ног имели синеватый оттенок. Это был грабитель кокосовых пальм (или «кокосовый вор»), и я обращался с ним с максимальной осторожностью. Его клешни вполне могли отхватить мне палец, если бы я только предоставил им такую возможность.

«Кокосовые воры» — родственники тех очаровательных маленьких раков-отшельников, которые на побережье Британских островов ползают около озерков скалах, таская за собой витые домики — раковины. Но эти тихоокеанские чудовища настолько огромны и обладают такими грозными средствами обороны, что не нуждаются в домике-раковине. Они приспособились жить на суше и возвращаются в море только для размножения.