Люди переменились - [23]

— Со Стояном он дружбу водит, — не вытерпела и Вагрила. — Нет, надобно его приструнить…

— О том и речь веду. Скрипнула дверь.

Заглянул Петкан.

— Вранка ревет. Верно, на сходку ей пора.

Дед Габю кашлянул, слышу, мол, и встал с кровати. Что касалось скота, то это было его дело. Буйволов своих он никому не доверял. Вот уже двадцать лет он не брал в руки серпа, но чтоб кто без него телегу запряг и куда-нибудь поехал — на мельницу, за сеном или за хворостом — этого не было. Он тут же отправился в хлев. Вранка беспокойно переступала, мычала, глаза ее возбужденно блестели. Сено в яслях лежало нетронутым. Караколювец прищелкнул языком, надел на буйволицу недоуздок и повел за собой…

— Может, он покрывал недавно, не понесет Вранка, — спросил он Марина — пастуха общинного быка.

— Нет, еще не приводили. Только ты не входи, стой в сторонке, сам знаешь, какой он буйный, — ответил тот, отвязывая быка.

— Ладно, — Караколювец обмотал недоуздок вокруг рогов Вранки и пустил ее в загон.

Бык скосился на Вранку, потянул воздух, раздувая ноздри. Вранка жалобно замычала. Подступив к ней бык ткнул ее широким лбом — раз, другой. Буйволица рванулась в сторону от него и пошла прочь на ослабевших, подгибающихся ногах. Но бык не отставал от нее, ударил лбом и сбил наземь. Она пыталась подняться, но бык не давал. Марин наскакивал на него с колом, пытался отогнать.

— Погубил буйволицу, проклятый, погубил! — кричал Караколювец за оградой.

— Не принял он ее. Теперь его не укротить, побегу за лесником, — сказал Марин и, бросив кол, побежал к общинному правлению. Бывало, что приходилось выстрелами отгонять рассвирепевшее животное, а то и застрелить.

— Погубит ее, зверюга, погубит!..

Прибежал лесник с карабином.

— Пошел! — крикнул он, щелкнул затвором и выпалил в воздух. Бык яростно взревел и тяжело затрусил прочь.

— Вранка! Погоди, Вранка!.. — бежал за буйволицей Караколювец, не зная как успокоить ее.

— Зверюга! Выложить его надо бы, да в ярмо!.. Мать его… — хрипел, матерясь, старик, едва поспевая за напуганной Вранкой.

— Да погоди ты, милая, хорошая! Вранка, милая… — Караколювец вдруг спохватился, что повторяет слова жены, страшно разгневался на себя за это и снова выматерил быка.

Вранка обернулась и, увидев, что бык не гонится за ней, остановилась, задирая голову. Шумно всхрапывала, с ноздрей срывались на зеленую траву клочья пены.

Дед Габю размотал недоуздок, ласково похлопал буйволицу по шее, погладил по боку и повел ее за собой. Они уже были далеко от загона, когда Вранка снова замычала. Стала упираться, бить копытами.

— Да он тебя чуть до смерти не забодал, а ты опять к нему захотела! — удивился дед Габю.

У дощатой калитки своего двора он закричал во все горло:

— Эй, есть ли кто живой в доме! Спите или померли все?

Жена побежала к нему через двор, поправляя платок на голове.

— Чего ты, Габю, что стряслось?

— Уши у всех, что ли, заложило?

— Да не ори ты. Как услышала, ну, думаю, пожар или убили кого.

— Ступай, положи в торбу хлеба и головку лука.

— Зачем? Куда ты собрался?

— Да чего тебе объяснять, спешу я. Ступай скорей. Ничего не вышло с Вранкой.

— Как так?

— Да вот так, поди спроси у быка. Не приглянулась ему Вранка.

— Так бы и сказал…

Спустя несколько минут дед Габю уже шагал по шоссе, ведя за собой буйволицу. Он торопился. Не случишь ее вовремя — останется яловой. Зачем тогда тебе она? И продавать станешь, никто ее не купит. Веди тогда ее на бойню, а это прямой убыток. Потому время от времени он дергал ее за повод и бранил разными словами.

*

На село неторопливо опустился вечер. Дома устало обмякли в его теплых ласковых объятиях. Сады притихли. Засветились окна. Караколювец лежал на кровати. Время от времени вставал, поглядывал в окошко на кухню — не собирают ли на стол, и снова ложился. Устал он, натрудил ноги. Мало ли пришлось ходить с буйволицей. Наконец он не вытерпел и вышел в кухню. У очага поклевывала носом жена.

— Эй, рассвело уже.

— А? Чего тебе? — вздрогнула она.

— Как чего? Ужинать давно пора. Время сейчас такое, каждая минута дорога. Кого ждем? Поедим и спать.

— Да когда мы это не ужинавши спать ложились, — сказала старуха, шумно зевнув и встала. Выкатила и поставила на середине кухни низенький столик с круглой столешницей. Кошка первая заглянула что на нем.

— Брысь! — крикнула ей бабушка Габювица, ставя на стол миску с похлебкой из фасоли, над которой вился парок.

Караколювец, как обычно, уселся спиной к двери.

— Может, подождем Влади, а? — спросила Габювица.

— До утра и прождем, — сердито ответила Вагрила.

Караколювец зачерпнул ложку, поморщился, похлебка ему не понравилась. Накрошил хлеба в миску с кислым молоком. Необычно тихо отворилась дверь и вошел Влади. Тихо поздоровался и подсел к бабушке. Домашние давно уже не видели его за столом. Дед Габю удивленно поглядел на внука и снова принялся шумно хлебать.

Влади чувствовал себя как-то скованно, словно в гостях у незнакомых людей. И не посмел он сразу, как собирался, направляясь домой, объявить домашним о своем решении. «Тот и господин, кто все может сделать один», — подумал он и ласково взглянул на бабушку. От нее он слыхал эту поговорку. Потом оглядел любящим взором всех сидящих за столом, почувствовал, что они сейчас стали для него еще роднее, чем раньше. Ему показалось, что даже в сладостные минуты свиданий с Недкой он не забывал о них.