Люди переменились - [21]

Фельдфебель встал в дверях.

— Проходи по одному!

Он в последний раз оглядывал солдат, проверяя все ли в порядке.

— Покуда просеют… сколько времени зазря пропадет, — не выдержал кто-то.

Фельдфебель услыхал и мигом закрыл дверь.

— Стой! Кто это там недовольствует?.. Верно, из образованных кто. Вот вычеркну из списка, будет знать… Давай, следующий!

К нему шагнул трепещущий от волнения Лалю Бижев.

— Брюхо-то подбери, — ткнул его в живот фельдфебель. — Ровно баба на сносях!

Солдаты засмеялись.

— Чего ржете? Солдат должен делать серьезный вид, бравый вид, чтоб ему уваженье было…

Казарменные порядки не тяготили и не раздражали Мишо Бочварова. Он все принимал как должное. Служба давалась ему легко.

Фельдфебель было собрался накинуться и на него, но не нашел к чему придраться и молча пропустил мимо себя.

Поглядывая по сторонам Мишо весело шагал по улице.

В скверике с памятником гуляли гимназисты и гимназистки. Впереди на аллее он увидел офицерский плащ. Мишо тронул пряжку ремня и вытянулся. Навстречу ему шел поручик Буцев. Четко ставя ногу Мишо козырнул и прошел мимо, вспоминая с приятным чувством, как поручик похвалил его на занятиях.

— Стой, солдат! — услышал он голос поручика и обернулся.

— Иди сюда!

Мишо подошел и встал навытяжку.

— Что прикажете, господин поручик.

Гимназистки поблизости остановились, глядя на них. Они ждали что офицер учинит разнос солдату и уже готовы были засмеяться.

— В отпуске?

— Так точно, господин поручик.

— Ты из моего взвода?

— Так точно, господин поручик.

— Можешь идти.

— Слушаюсь, господин поручик.

Отдав честь, Мишо повернулся кругом и пошел дальше. В глазах его сверкнул недобрый огонек и тут же угас. «Чего ради поручик остановил меня? Может, покрасоваться хотел вон перед той белокурой…» Он вспомнил о Тотке и, оправдывая поручика, подумал, что ради нее мог поступить так же, мол, погляди какой я…

Шагая по улицам, Мишо Бочваров продолжал думать о Тотке. Припомнил как перед уходом в казарму, они долго стояли у калитки, он держал ее за руку, перебирая пухлые пальцы. Сейчас Мишо пожалел, что не сказал ей о том, что надумал. Ускорил шаги, чтобы поскорей добраться до дома, где жили Герган и Здравко. Он хотел спросить их о Тотке.

Гимназисты были дома. Здравко читал, а Герган сидел перед железной печкой, запихивая в нее разный бумажный сор.

— Здорово, ребята.

— Здравствуй, в город пустили?

— Ага, дай, думаю, зайду. Ходили в село?

— Только что воротились, — ответил Здравко.

Герган взял сумку и вывалил на стол грудку чернослива и сушеных груш, угостить земляка.

— Как идет служба? — спросил Здравко.

— Ничего, привыкаю. В нашем взводе все деревенские, один только городской, пройдоха. — И догадываясь, что интересует Здравко, добавил: — Сынков из богатых хозяйств нету, все бедняки, славные ребята…

— Я по дороге с матерью твоей повстречался, — сказал Герган.

— Что она тебе говорила? — радостно встрепенулся Мишо.

— Да мы и не разговаривали, она на телеге ехала.

— Трудно ей теперь, одна она, — посетовал Мишо.

Время шло, а он все не решался спросить — видели ли они Тотку, все ждал подходящего момента. Послышался бой городских часов — пробило семь. «А пуще всего бойтесь опоздать…» — прозвучали в ушах Мишо слова фельдфебеля. Он стремительно поднялся, затянул ремень. Пожал руку Здравко.

— Заходи, — сказал тот.

— Ладно.

Герган пошел проводить его. На крыльце Мишо потоптался, и, заливаясь краской смущения, спросил:

— Как там Тотка?

— Чья, Биязовых, что ли?

— Ага.

— Здесь она в городе, в прислугах.

Глаза Мишо Бочварова радостно блеснули, торопливо простившись с Герганом, он быстро зашагал по улице. Лицо Тотки неотступно маячило перед ним — кроткое, с застенчиво потупленными глазами. Мишо даже ощутил теплоту ее пальцев, словно она шла рядом с ним. В сердце рождались, одно за другим, нежные слова… У железных ворот казармы он остановился, помедлил немного и, оберегая правую руку, в которой, как ему казалось, еще хранилось тепло пожатия Тотки, открыл калитку левой рукой.

*

Зазеленели дворы. Желтым цветом покрылись ветки кизила. Поднялась трава под плетнями. Ничто уже не мешало победному шествию весны.

Дед Габю, без шапки, в суконной куртке, чинил ограду вокруг тока. Ленивый ветерок пошевеливал седые пряди его волос. Послюнявив гвоздь, он ожесточенно вколачивал его в доску.

Неподалеку от него Петкан тесал заготовку для нового дышла. Старик поглядел на сына и заметил:

— Не просохло еще дерево-то.

— Так что, дожидаться покуда подсохнет? Старое-то поломалось совсем.

— Дед твой веревкой его подвязывал и никто не попрекал его — Георгия Ненова Караколювца, дескать, плохой он хозяин. Уважали его, да еще как! Вон, омут на реке доселе его именем зовут. А твоим, торопыга, именем, чего назвали?

— То же самое, что и твоим!

— Зачем его таким длинным делаешь?

— Хватит тебе ворчать. Как кончу, тогда и говори.

Бабушка Габювица вышла из кухни, чтобы предотвратить перепалку.

— Довольно вам орать!

— А тебе что, не суйся не в свое дело! — загремел старик. — Поговорить нельзя, что ли?

— Хорош разговор, орете так, что в кухне слышно.

— Вот и ладно, что услыхала и вышла на белый свет поглядеть, а то все безвыходно дома сидишь! — ответил дед Габю.