Люди Огненного Кольца - [60]

— Куда вы? Стойте! Я помогу!

Но человек даже не отмахнулся, исчез в густых кустах.

Я покачал головой, прошел мимо уютного домика тети Лизы, остановился перед своей дверью и потянул ее на себя.

За деревянным столом, на фоне худого Никисора, сидели три незнакомца. Все они были небольшого роста, все небритые и все в том неопределенном возрасте, когда туриста еще можно принять за человека.

Я присел на порог:

— Здравствуйте!

— Вы — Тропинин! — сказал один из незнакомцев.

— Да, я Тропинин.

— Вы — Тропинин из комплексного НИИ, из лаборатории вулканолога Д. Бугрова!

— Да, я — Тропинин из комплексного НИИ, из лаборатории вулканолога Д. Бугрова.

— Я вас знаю! — обрадовался незнакомец. — У меня к вам даже рекомендательное письмо есть. Правда, оно не со мной, а дома, в столе осталось — вдруг потеряется! Написал-то его знаменитый вулканолог, так что не стоило рисковать. Но я текст наизусть знаю!

— Просьба о помощи? — догадался я. — Вы туристы!

Все трое согласно кивнули. И Никисор на всякий случай кивнул.

— Садитесь, поужинаем, — предложил второй из сидящих и добродушным жестом указал на стол.

Я не поверил своим глазам.

В этом доме, в котором никогда не переводились мясо, креветки, икра, чай крепостью в триста никисоров, мне предлагали побеги, зеленого бамбука и поджаренную на растительном масле горбушу подозрительно пестрого цвета.

Я взглянул на Никисора, он отвел глаза. Взглянул на Потапа. Потап потупился… За окном вскрикнула птичка… Это она о нас, решил я… Это она нам сочувствует… Как они еще Потапа не съели?..

Потап уловил мою мысль — перешел ко мне, лег у ног, вздохнул. С левой руки занял, наконец, свое место Никисор. Численное равновесие по крайней мере я установил.

— Чего это вы битую рыбу едите? Она же в пятнах, на ней живого места нет!

— Дешевле! Мы сюда не пировать ехали!

— Тоже — еда! — фыркнул осмелевший Никисор. — Живот пучит и мышцы слабит!

Тогда один из троих, решившись, достал банку консервированной свеклы и мужественно добавил к стоящим на столе яствам. Эта банка добила меня:

— Никисор, разбери рюкзак.

Восхищаясь, Никисор добыл из рюкзака банку красной икры, широкий балык, пять пакетов с розовой тешей и маринованными устрицами, немного варенья, копченость с фермы Насибулина. Отдельно, в вафельном полотенце, находилась бутыль. Я сделал большой глоток и передал бутыль туристам, которых мне рекомендовал мой знаменитый шеф. Интересно, чем они его покорили?

— А это что? — указал я на кипу фотографий.

— О! — восхитился второй с краю. — Это фотографии всех непропусков по берегам острова. Теперь нам легко ходить будет, познакомившись с топографией-то!

— Когда же вы успели все это снять?

— Да не мы, не мы это! Паренек ваш взял на себя труд. Быстро сделал! Хорошие у него ноги!

Хорошие ноги? У Никисора?..

Я взглянул на Никисора, он потупился. Я взял фотографии.

Изображался на фотографиях один и тот же мыс, его можно было снять из-за домика тети Лизы, если взобраться на дерево… Но откуда мне было знать, что даже такие фотографии, приводили туристов в трепет — на всех тридцати с лишним пленках, что они успели отснять за три дня пребывания на острове, им удался только один кадр: мрачный Потап, спрятав голову в бамбуках, мочился по-девичьи на пересохшую в зной дорогу…

— Весь берег он нам снял, не поленился, — не скупились на похвалы наши новые знакомые.

Никисор молчал. Я вспомнил плачущего человека, встреченного мной на рулежке, и на минуту мне стало нехорошо.

— Фотографии Никисор переделает, — пообещал я. — Тут ошибки есть. А чем вы, собственно, занимаетесь?

— Край родины решили изучить, местному музею пообещали гербарий, да и самим пора узнать — как это люди в такой дали приживаются…

— Разожги костер под навесом, — попросил я. — Ночь душная, на воле ночевать будем.

Наверное, это была первая большая победа Никисора. Он развел костер, ничего не спалив и ничего не искалечив. Потап лег у костра, и в круглых его зрачках запрыгали искры.

— Где ты наших гостей подобрал, Никисор?

Он запыхтел, отставив плотную, как гриб, губу:

— Они сказали, что вас знают, и все время траву с битой рыбой ели. У нас кот, как заболеет, так тоже траву ест. Вот я их и пожалел… — Он расширил голубые глаза и с явным отчаянием выдавил: — Там еще один прибежит!

— Прибежит?!

— Я его от радикулита лечу… Мазь сделал, как дядя Серп посоветовал… Скипидар, мятая ипритка, бензин… Все это надо в спину втирать… Тряпочкой… Чтобы руку не сжечь…

Я застонал. После такой смеси впору топиться! Куда же тот несчастный бежал?

— Рыбий жир, рыбий жир спасет тебя, Никисор!.. Рыбий жир!..

— Так мне их всех жалко, — запричитал мальчик. — Не смотрите, что я вроде слабый — у меня сил жалеть на всех хватит! Я и дядю Серпа жалею. Это он выпивший нехороший, но ведь надо же понимать, что дядя Серп всю войну прошел — в него и гранату бросали, и из пушки пытались его убить, и самолеты с бомбами на него напускали!

— А ты… Почему ты такой?

— Это тоже все дядя Серп! Я в прошлом году в школе на осень остался. Петька Голенкин, Минька Ростов — все на базы ушли, родителям помогать, а дядя Серп мне приказал к пересдаче готовиться и козу пасти. Я не отказывался — пас, алгебру учил, опыты делал. Например, козу к морской воде приучал. Но она взбеленилась, бодаться начала, всего меня изваляла. Я за это ее к шлагбауму привязал — пусть среди мазута, под грохот заводских вагонеток попасется… Но шлагбаум оказался автоматический — поднялся, и коза повесилась, не мог я до нее дотянуться… Только на второй день дядя Серп меня разыскал.