Люди и призраки - [62]

— Что случилось? — встревожился король, поспешно оглядываясь по сторонам, нет ли поблизости кого-то, кто мог бы заметить его странного гостя. И, поскольку Орландо так и не смог совладать с рыданиями и выговорить хоть слово, его величество поспешно обнял друга за плечо и подтолкнул к двери, пока его и в самом деле не заметили. — Пойдем ко мне в кабинет. Только тихо, не разбуди Киру.

Орландо судорожно всхлипнул, кивнул, вцепился в рукав королевского халата и послушно последовал за ним. Это было поразительно похоже на то, как обычно вел себя Мафей, пребывая в особо расстроенных чувствах, из чего король мимоходом сделал вывод, что такая склонность к проливанию слез является некой наследственной эльфийской особенностью.

Помня, что стража у входа в его покои не является гарантией того, что сюда не вломится какая-нибудь придворная дама, король запер дверь кабинета изнутри и усадил рыдающего принца в кресло.

— Успокойся хоть немного и объясни, в чем дело. Твои соратники и наставники были недовольны тем, что ты вошел со мной в контакт и чем-то тебя обидели? Или с Эльвирой поссорился? Или еще что-то случилось? Может, выпьешь что-нибудь?

Получив в ответ очередной безмолвный кивок, его величество добыл из сейфа заначку, а из стола — стаканчики, налил до краев и протянул безутешному другу.

— Вот, возьми, выпей и успокойся. Пей, пей. А то я так и не добьюсь от тебя ни одного вразумительного слова.

Орландо послушно выпил, утерся рукавом («Не видит тебя наставник!» — мимоходом подумал король) и поднял, наконец, глаза, полные боли и отчаяния.

— Шеллар, они его убили!

— Кого?

— Кантора, — сдавленно всхлипнул принц и снова разрыдался, уткнувшись лбом в край стола.

— Вот оно что… — король печально покачал головой и достал из ящика второй стаканчик. — Тогда конечно… Поплачь, потом расскажешь.

И подумал, что охрана Ольге теперь не нужна. Вернее, нужна, но не такая. Может, все-таки не говорить ей пока? Как же так, ведь до сих пор Мафеевы сны не заканчивались столь фатально, даже последний, который вроде бы не оставлял сомнений. Не могли ли они ошибиться? Хотя вряд ли, если бы какая-то надежда оставалась, неисправимый оптимист Орландо не впал бы в такое отчаяние. Но все же надо расспросить. Жалко Кантора, хороший был парень, хотя и наглый не в меру. Надо же мне было с ним заводиться, так его обижать и унижать, вдруг с раскаянием подумал король, вспомнив памятную сцену в гостях у Ольги. Можно было как-то иначе… Ведь я у него в долгу со всех сторон, начиная с того, что он научил меня любить, и заканчивая тем, что он спас мне жизнь, когда я истекал кровью в своей гостиной. А когда он попал в беду, я так ничем и не сумел ему помочь.

Он дождался, пока безутешный товарищ перестанет хотя бы рыдать в голос, затем снова наполнил стаканчики и осторожно обратился к нему:

— Орландо, успокойся, пожалуйста. Хоть ненадолго. Вот, выпей еще, возьми себя в руки и объясни, как это случилось. Это точно? Ошибка исключена?

Орландо так же, не глядя, осушил второй стаканчик и, все еще всхлипывая, принялся рассказывать.

Когда он вернулся домой после радостной встречи с дорогим Шелларом и беседы с новым наставником, его там ожидал некий друг и соратник, разгневанный донельзя, и накинулся на него с криками, что он шляется, неведомо где, а он тут позарез нужен. Без его указания Гаэтано нипочем не даст людей для операции по спасению Кантора, которого наконец нашли, а своих людей у товарища мало. Совершенно непонятно, с чего он так взбеленился, ведь был еще светлый день и до ночи эту операцию все равно бы никто не начал.

В два часа ночи группу захвата переправили телепортом в Новый Капитолий. В три они вернулись, и все тот же разгневанный соратник, чуть не плача от отчаяния, бросил на стол перед товарищем руководителем серебряную сережку в пятнах засохшей крови и сообщил, что это все, что осталось от Кантора. После чего сказал совсем ужасную вещь. Что виноват во всем только Орландо. Из-за того, что он развешивал уши перед Сорди, началась вся эта кутерьма с голдианцами. Из-за того, что он поперся курить траву на своей скале, бросив войско без присмотра, Кантора послали на верную смерть. И, наконец, из-за того, что он где-то шлялся по бабам почти сутки, Кантора не успели спасти. И теперь пусть живет с этим, как хочет. Может, это его хоть чему-то научит, что, впрочем, сомнительно. Родным без него скажут, а вот девушке Кантора пусть дорогой вождь и идеолог сам сообщит, что ее возлюбленный погиб из-за его беспечности и разгильдяйства. Девушка у Кантора с приветом, суицидные наклонности за ней замечены, так пусть товарищ эмпат потрудится ее успокоить и утешить. Если не хочет, чтобы на его совести была еще одна загубленная жизнь.

— Это жестоко, — тихо сказал король, выслушав сбивчивый рассказ друга. — Даже если он так уж любил Кантора, надо же хоть немного думать, что говоришь! Горячие мистралийские парни, вечно они все делают сначала сердцем, а потом уж головой… Орландо, я очень тебя прошу, не воспринимай все сказанное настолько буквально, ибо все это было сказано просто от горя. Когда мы в отчаянии, когда судьба отнимает у нас близких и мы видим, что бессильны что-либо сделать, мы обижаемся на весь белый свет и часто ведем себя излишне резко, зло… и жестоко. Пройдет немного времени, твой друг успокоится и сам поймет, что был не прав, опомнится, раскается и попросит у тебя прощения.