Люди гибнут за металл - [3]

— Чего надобно?

— Хозяева дома? — спросил в ответ Мармеладов, переступая порог.

— Куды прёшь?! — лакей попытался захлопнуть дверь, но сыщик навалился плечом, не позволяя этого сделать. — Обождите, сперва доложу..

— А нам что же, прикажешь под дождем мокнуть? — возмутился Дульцкий, врываясь в дом. — Впусти гостей, cham, и докладывай сколько влезет.

— Ишь, шустрец какой, — старик вцепился в загривок коротышки неожиданно сильными пальцами. — Не положено!

На шум из боковой комнаты вышла миловидная женщина лет тридцати.

— Яким, кто там?

Звуковой мастер потянулся к шляпе, чтобы галантно приподнять ее, но тут же вспомнил, что на нем нет головного убора. Он смутился и забормотал:

— Тысяча извинений, драгоценная пани, за то, что вторгаемся без приглашения, но обстоятельства… Мы к вам с вопросом… Точнее по делу. Не знаю, как начать…

— Входите, господа. Не держать же вас, и вправду, на улице.

Под неодобрительное ворчание слуги, они сбросили мокрые плащи и прошли в скромно обставленную гостиную. Мебель здесь была самая дешевая, обои на стенах без узора, да к тому же заметно выгоревшие. Вместо абажура — конус из бумаги, расписанный акварелью. Даже в свои лучшие годы эта комната не выглядела уютной, теперь же в ней поселилась беспросветная тоска.

Хозяйка отодвинула стул, на спинке которого висел потрепанный мужской сюртук, и села к столу. Она убрала несколько листов, исписанных мелким почерком, в шкатулку и захлопнула крышку.

— Вы хотите осмотреть дом? Это несколько преждевременно. Я еще не приняла окончательного решения и цену вам назвать не готова.

— Мы… Нет, мы хотим узнать… Только не пугайтесь, и не сочтите меня безумцем. Но третьего дня я был у Мамонтовых и слышал приглушенный звук выстрела. Как будто из вашего дома. Вы… Простите, за нескромность, прелестная пани… Могу ли я предположить, что это вы стреляли?

— Нет.

— А кто же тогда?

— Никто не стрелял. Это какое-то недоразумение, — она говорила спокойно, но губы слегка дрожали. — В нашем доме нет и никогда не было оружия. Хотя… Вы сказали третьего дня? Это была среда, верно?

— Да, да.

— В среду, после полудня, к нам приходил доктор. И только он открыл свой чемоданчик, как лопнула склянка с эфиром. Звук был такой громкий, что я вскрикнула! Полагаю, со стороны его нетрудно было перепутать с выстрелом из револьвера.

— Уф! Гора с плеч, — обрадовался Дульцкий. — Как просто все объясняется. А я-то навыдумывал, что за этим звуком скрывается зловещее преступление. Но если это лишь склянка… Отрадные известия! Простите, светлейшая пани, что из-за пустячных подозрений…

— Погодите! — перебил его Мармеладов. — А к кому приходил доктор?

— Моему мужу нездоровилось.

— Надеюсь, ему лучше? — сочувственно спросил Дульцкий.

Она отвернулась, сняла сюртук со спинки стула и положила на колени. Пальцы нервно ощупывали ветхую ткань, словно в поисках чего-то важного, и когда дошли до незаметной заплатки на рукаве, женщина чуть слышно произнесла:

— Мой муж умер.

— Матерь Божья! — ахнул Дульцкий. — Простите наше бестактное вторжение в столь неподобающее время. Мы не…

Мармеладов снова перебил его.

— Давно ли занедужил ваш муж?

— В понедельник утром.

— Лихорадка?

— Не похоже. Не было жара или бреда. Он просто лежал, не в силах пошевелиться и дышал с трудом…

— Отчего же сразу не позвали доктора?

— У нас, видите ли, не так много денег, — хозяйка покраснела от смущения. — И муж сказал… Что без особой необходимости… Не стоит тратиться… Дважды я порывалась отправить слугу за доктором, но муж запрещал… А когда он впал в беспамятство, я побежала в ближайшую больницу. Уговорила одного хирурга осмотреть и поставить диагноз… Но было… Поздно…

Вдова зарыдала, прижимая к груди сюртук. Дульцкий налил воды из графина и торопливо подал ей стакан. Сыщик остался безучастен к слезам и вздохам.

— Это одежда вашего мужа? — он вежливо, но настойчиво вытащил сюртук из рук женщины, осмотрел со всех сторон, особое внимание уделив подкладу и рукавам, вывернул карманы, в которых не обнаружил ничего, кроме дыр.

— Серый шалон. Ткань дорогая, но сама вещица уже изрядно поношенная, — бормотал Мармеладов, ни к кому конкретно не обращаясь. — На рукавах много мелких затяжек и застрявшие щепочки, а вот здесь, у самого отворота, засохшие капли столярного клея. Ваш муж был плотником?

— Что вы, он химик… Был химиком, — поправилась вдова и слезы снова потекли по ее щекам. — Преподавал в университете. Но потом случился скандал: кто-то донес, что мой муж… Учил студентов делать бомбы… Это неправда! Неправда!!! Он был прекрасным человеком, он думал только о науке. Жандармы после обыска и допроса принесли извинения, поскольку не нашли ничего предосудительного. Но профессор Кислицын… Завистливый старик… Настоял, чтобы мужа выгнали из университета, с позором.

— Это случилось в 1897 году? — спросил Мармеладов.

— Откуда вам известно?

— Сюртук длинноват. Сейчас носят гораздо короче. А такие были в моде как раз два года назад, — объяснил Мармеладов. — Ваш муж так и не сумел найти место с хорошим жалованием, перебивался случайными заработками. Когда с трудом сводишь концы с концами, тут уж не до обновления гардероба… Но чем же занимался ваш муж?