Люди Германии. Антология писем XVIII–XIX веков - [25]
И.В. ф. Гёте
Это письмо – одно из последних, написанных Гёте. И подобно самому письму, язык его также стоит на некой грани. Речь Гёте-старца расширяет немецкий язык в имперском смысле, при этом не имея в себе ни грана империализма. Эрнст Леви[113] в своём малоизвестном, но весьма значительном очерке «О языке позднего Гёте» показал, как склонная к сосредоточенности, созерцательная натура Гёте в его старческом возрасте вызывала к жизни своеобразные грамматические и синтаксические структуры. Он указал на преобладание сложных слов, выпадение артиклей, акцентирование отвлечённых понятий и многие другие явления, которые в совокупности «придают каждому слову максимально широкое содержание» и уподобляют синтаксическую конструкцию в целом подчинительному типу, как в турецком языке, или сочинительному – как в гренландском. Не ставя перед собой задачу непосредственно использовать эти наблюдения, попытаемся показать ниже, насколько далеко этот язык отстоит от обиходного.
«…стала [sei] для меня величайшей собственной утратой» – с языковой точки зрения, индикатив в данном случае по меньшей мере столь же употребителен, как конъюнктив. Последний же в данном случае свидетельствует о том, что чувство, которое владеет пишущим, не спешит выразиться на письме впрямую и что, изъявляя его, Гёте выступает секретарём своего внутреннего «я».
«…исполненными деятельных сил» – слова, явно контрастирующие со смертью, воистину античный эвфемизм.
«…в известной беспомощности» – для описания действий старика автор выбирает выражение, более подобающее для характеристики младенца, – и это для того, чтобы духовное подменить физическим и тем самым, пусть искусственно, уменьшить свою вину.
«…целиком отвести от себя этот упрёк» – Гёте вполне мог бы написать «целиком отвести упрёк», но написал «отвести от себя». Тем самым он как бы выставляет себя телесно в подтверждение этому упрёку, повинуясь своей склонности оборачивать абстракцию, которую он использует для выражения чувственного, покровом парадоксальной конкретности, выражая при этом вещи отвлечённые.
«…нашей мимолетящей жизни» – чуть выше он назвал эту жизнь «суетной и торопливой», с помощью этих эпитетов дав ясно понять, что сам как автор выбрался на её берег, чтобы предаться созерцанию. Тем самым он – не в образном порядке, но психологически – присоединился к предсмертным словам другого поэта, Уолта Уитмена: «Теперь я хочу лишь сидеть у порога и наблюдать жизнь».
«…останавливать мгновенья в их подробностях» – «Я сказал бы, обратясь к мгновенью: продлись, ты так прекрасно»[114]. Прекрасно бывает завершающее мгновенье, длящееся мгновенье возвышенно – именно оно схвачено в строке этого письма и на последнем пороге жизни едва ли продлится.
«…обязаны ценить, хотя бы в некоторых её странностях, ту человечность, что нас не покидает» – эти странности – последнее прибежище великого гуманиста. Даже причуды, которые управляют последними годами человеческой жизни, он помещает под сень человечности. И подобно тому как слабые растения и мох прорастают в конце концов сквозь стену ещё прочного, но покинутого здания, – так же и чувство пробивается сквозь неколебимую твёрдость этой человеческой натуры.
Томас Иоганн Зеебек (1770–1831) – физик, открывший способность электрического тока возникать между различными проводящими материалами в условиях разности температур (эффект Зеебека). Изучал медицину в Берлине и в Гёттингене, однако от врачебной практики отказался в пользу научных исследований. Работал с Гёте над теорией цвета, в частности, над эффектом цветного света.
Вновь и вновь те же слова. Гёльдерлин – Бёлендорфу: «Немцем я останусь всё же в любом случае, даже если тоска и нужда забросят меня на край света»[115]. Клейст – Фридриху Вильгельму III: «…уж не раз был близок к мрачной мысли» отправиться искать пропитание на чужбине[116]; Людвиг Вольфрам – Варнхагену фон Энзе[117]: «Не допустите же Вы, чтобы немецкий писатель с незапятнанной литературной репутацией стал добычей нужды»; Грегоровиус – Хейзе: «Эти немцы буквально готовы уморить человека голодом»[118]. А вот и Бюхнер – Гуцкову: «Вы ещё узнаете, на что способен немец, когда его мучает голод»[119]. Эти письма бросают резкий свет на длинную вереницу немецких писателей и мыслителей, скованных одной цепью общей нужды у подножия веймарского Парнаса, на котором профессура как раз в очередной раз приступает к своим утончённым изысканиям. – За все несчастья, о которых оно свидетельствует, этому письму выпало счастье сохраниться. Письма Бюхнера, особенно родным и невесте, пострадали от вмешательства его брата Людвига[120], который оправдывал свои действия тем, что́ ему «представлялось важным в отношении политической жизни того времени и участия Бюхнера в этой жизни»[121]. Следующее письмо как раз является отметиной этого самого участия. Ранним утром 1 марта 1835 года Бюхнер бежал из Дармштадта. К тому времени члены Общества прав человека были известны властям; работа над пьесой «Смерть Дантона» шла, как сообщают, под наблюдением полиции. Под наблюдением полиции находилась и редакция; когда пьеса в июле того же года вышла из печати, сам Гуцков называл её жалкими останками, «руинами вторжения, преодоление которого стоило мне немалых усилий»
Вальтер Беньямин начал писать «Улицу с односторонним движением» в 1924 году как «книжечку для друзей» (plaquette). Она вышла в свет в 1928-м в издательстве «Rowohlt» параллельно с важнейшим из законченных трудов Беньямина – «Происхождением немецкой барочной драмы», и посвящена Асе Лацис (1891–1979) – латвийскому режиссеру и актрисе, с которой Беньямин познакомился на Капри в 1924 году. Назначение беньяминовских образов – заставить заговорить вещи, разъяснить сны, увидеть/показать то, в чем автору/читателю прежде было отказано.
Предисловие, составление, перевод и примечания С. А. РомашкоРедактор Ю. А. Здоровов Художник Е. А. Михельсон© Suhrkamp Verlag, Frankfurt am Main 1972- 1992© Составление, перевод на русский язык, художественное оформление и примечания издательство «МЕДИУМ», 1996 г.
Вальтер Беньямин – воплощение образцового интеллектуала XX века; философ, не имеющий возможности найти своего места в стремительно меняющемся культурном ландшафте своей страны и всей Европы, гонимый и преследуемый, углубляющийся в недра гуманитарного знания – классического и актуального, – импульсивный и мятежный, но неизменно находящийся в первом ряду ведущих мыслителей своего времени. Каждая работа Беньямина – емкое, но глубочайшее событие для философии и культуры, а также повод для нового переосмысления классических представлений о различных феноменах современности. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
В этой небольшой книге собрано практически все, что Вальтер Беньямин написал о Кафке. У людей, знавших Беньямина, не возникало сомнений, что Кафка – это «его» автор (подобно Прусту или Бодлеру). Занятия Кафкой проходят через всю творческую деятельность мыслителя, и это притяжение вряд ли можно считать случайным. В литературе уже отмечалось, что Беньямин – по большей части скорее подсознательно – видел в Кафке родственную душу, нащупывая в его произведениях мотивы, близкие ему самому, и прикладывая к творчеству писателя определения, которые в той или иной степени могут быть использованы и при характеристике самого исследователя.
Целый ряд понятий и образов выдающегося немецкого критика XX века В. Беньямина (1892–1940), размышляющего о литературе и истории, политике и эстетике, капитализме и фашизме, проституции и меланхолии, парижских денди и тряпичниках, социалистах и фланерах, восходят к поэтическому и критическому наследию величайшего французского поэта XIX столетия Ш. Бодлера (1821–1867), к тому «критическому героизму» поэта, который приписывал ему критик и который во многих отношениях отличал его собственную критическую позицию.
«Эта проза входит в число произведений Беньямина о начальном периоде эпохи модерна, над историей которого он трудился последние пятнадцать лет своей жизни, и представляет собой попытку писателя противопоставить нечто личное массивам материалов, уже собранных им для очерка о парижских уличных пассажах. Исторические архетипы, которые Беньямин в этом очерке намеревался вывести из социально-прагматического и философского генезиса, неожиданно ярко выступили в "берлинской" книжке, проникнутой непосредственностью воспоминаний и скорбью о том невозвратимом, утраченном навсегда, что стало для автора аллегорией заката его собственной жизни» (Теодор Адорно).
Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.
Заговоры против императоров, тиранов, правителей государств — это одна из самых драматических и кровавых страниц мировой истории. Итальянский писатель Антонио Грациози сделал уникальную попытку собрать воедино самые известные и поражающие своей жестокостью и вероломностью заговоры. Кто прав, а кто виноват в этих смертоносных поединках, на чьей стороне суд истории: жертвы или убийцы? Вот вопросы, на которые пытается дать ответ автор. Книга, словно богатое ожерелье, щедро усыпана массой исторических фактов, наблюдений, событий. Нет сомнений, что она доставит огромное удовольствие всем любителям истории, невероятных приключений и просто острых ощущений.
Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Эту книгу можно назвать книгой века и в прямом смысле слова: она охватывает почти весь двадцатый век. Эта книга, написанная на документальной основе, впервые открывает для русскоязычных читателей неизвестные им страницы ушедшего двадцатого столетия, развенчивает мифы и легенды, казавшиеся незыблемыми и неоспоримыми еще со школьной скамьи. Эта книга свела под одной обложкой Запад и Восток, евреев и антисемитов, палачей и жертв, идеалистов, провокаторов и авантюристов. Эту книгу не читаешь, а проглатываешь, не замечая времени и все глубже погружаясь в невероятную жизнь ее героев. И наконец, эта книга показывает, насколько справедлив афоризм «Ищите женщину!».
Оценки личности и деятельности Феликса Дзержинского до сих пор вызывают много споров: от «рыцаря революции», «солдата великих боёв», «борца за народное дело» до «апостола террора», «кровожадного льва революции», «палача и душителя свободы». Он был одним из ярких представителей плеяды пламенных революционеров, «ленинской гвардии» — жесткий, принципиальный, бес— компромиссный и беспощадный к врагам социалистической революции. Как случилось, что Дзержинский, занимавший ключевые посты в правительстве Советской России, не имел даже аттестата об образовании? Как относился Железный Феликс к женщинам? Почему ревнитель революционной законности в дни «красного террора» единолично решал судьбы многих людей без суда и следствия, не испытывая при этом ни жалости, ни снисхождения к политическим противникам? Какова истинная причина скоропостижной кончины Феликса Дзержинского? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в книге.