Люди долга и отваги. Книга 1 - [33]

Через полчаса Вуль уже прочитал письмо и сразу же позвонил Миронову.

— Все же не зря мы не стали тогда беспокоить Федоровича, — сказал он, протягивая письмо вошедшему в кабинет Миронову. — Как говорится, на ловца и зверь бежит. Читай, Николай Григорьевич.

Письмо было адресовано председателю ОГПУ. Его текст гласил:

«Как Вам известно, в 1927 году была совершена кража ценных картин из Музея изящных искусств. Недавно мне стали известны некоторые факты, которые могут пролить свет на это преступление. Если Вас интересуют эти факты, прошу вызвать меня на беседу по служебному телефону К-3-84-46. Желательно, чтобы встреча с Вашим сотрудником произошла вне здания ОГПУ. Федорович».

— Передайте письмо эксперту, — распорядился Вуль, когда Миронов закончил чтение.

Федоровича пригласили на Петровку. Принимал его Вуль в присутствии Миронова.

— Вы обращались с письмом в ОГПУ? — спросил Леонид Давидович.

— Да, я счел своим долгом, как патриот, оказать нашим органам посильную помощь в розыске картин, похищенных из Музея изящных искусств, — с готовностью ответил Федорович. — Только прошу учесть, что пока это лишь мои личные предположения.

— Продолжайте, мы внимательно слушаем, — предложил Вуль. — Какие же у вас возникли предположения?

Федорович немного помедлил, показывая всем видом, что ему нелегко высказать свои подозрения.

— Видите ли, — неуверенно начал он, — я много думал об этой краже, анализировал кое-какие факты и пришел к выводу, что украсть картины мог мой близкий знакомый Кокарев или кто-либо по его заданию.

— Кокарев? — переспросил Вуль, открывая блокнот и беря в руки карандаш. — Кто он такой? Расскажите, пожалуйста, все, что вам известно об этом человеке и почему именно его считаете причастным к краже картин?

— Понимаю вас, — слегка наклонил голову Федорович. — Извольте, Кокарев художник, в прошлом офицер царской армии, в настоящее время отбывает наказание за какое-то преступление. В Малом Комсомольском живет его жена, с которой я поддерживаю по старой памяти знакомство, даже захожу иногда к ней. Я полагаю, в этом нет ничего предосудительного, порочащего меня? — заглядывая в глаза Вулю, спросил он.

— Так что же Кокарев? — вопросом на вопрос ответил Вуль.

— Ах, да! Простите, пожалуйста. Отвлекся немного. Так вот, однажды Кокарев поделился со мной, что не то в 1924, не то в 1925 году, я уже не помню, он облюбовал в галерее Румянцевского музея несколько картин Рубенса и Рембрандта и решил завладеть ими. Он подговорил своего знакомого украсть эти картины и даже дал ему задаток. Но тот не смог проникнуть ночью в музей, помешали решетки на окнах. Вскоре картинную галерею перевели в помещение Музея изящных искусств, что осложнило выполнение задуманного. Но Кокарев не отказался от прежнего замысла. Он говорил мне, что вынашивает план кражи картин из нового хранилища. С этой целью несколько раз посетил музей, изучил там ходы и выходы, состояние охраны.

— Прошу прощения, — перебил его Вуль, — если я правильно понимаю вас, то еще в 1927 году вы были убеждены в том, что кражу картин совершил Кокарев или его соучастник?

— Нет, нет! — замахал руками Федорович. — Тогда у меня не было твердой уверенности в этом. Поэтому и не обращался в органы. К тому же Кокарев сказал мне, что его якобы кто-то опередил и теперь музей будут надежно охранять.

— Когда же ваша уверенность, как вы выразились, стала твердой? — спросил Вуль, делая пометки в блокноте.

— Совсем недавно, буквально на днях.

— В связи с чем?

— Я уже говорил, что бываю по старой дружбе у супруги Кокарева. Иногда, разумеется. Как-то, просматривая библиотеку своего бывшего приятеля, я обнаружил в одной из книг план какой-то местности. На нем был нарисован крестик. И у меня возникла мысль, что в этом месте могут быть запрятаны пропавшие картины.

— Вы сможете дать нам этот план? — спросил Вуль.

— Постараюсь снять с него копию.

— Нет, нам нужен подлинник.

— Хорошо, попытаюсь. Боюсь только, как бы жена Кокарева не стала его искать и не догадалась, что он у меня.

— Сделайте это незаметно для нее, — посоветовал Вуль.

— И если ваше предположение подтвердится, — сказал Миронов, — вас ждет денежное вознаграждение. Ведь обещание выплатить премию тому, кто укажет, где находятся картины, остается в силе? — обратился он к Вулю.

— Да, остается в силе, — подтвердил начальник МУРа.

— Дело не в деньгах, — скромно потупился Федорович. — Главное — найти бесценные шедевры. Только прошу вас не предпринимать без меня никаких действий, чтобы не спугнуть замешанных в краже.

— Разумеется, — заверил его Вуль. — Наши с вами взаимоотношения не должны привлекать внимания кого-бы то ни было.

Через два дня Федорович принес вырванный из блокнота измятый и испачканный листок бумаги с планом какой-то местности. В его правом углу стоял небольшой крестик.

— Как вы думаете, что это за местность? — спросил Миронов, которому Вуль поручил принять Федоровича.

— Местность мне знакомая, — ответил тот. — В свое время вместе с Кокаревым я бывал на даче в Покровско-Стрешневе. Там есть полигон. Вот видите — здесь обозначена вышка, на которой во время стрельб стоит часовой. Судя по масштабам плана, место, помеченное крестиком, находится от нее шагах в двадцати — тридцати.