Любви подвластно все - [50]

И все же он испытал удовлетворение, увидев замешательство отца, возможно – впервые в жизни.

Но Айзея тут же взял себя в руки и проговорил:

– Сын мой, ты очень ошибаешься, если думаешь, что встречался с ней тайком. Тебе ничего не удалось скрыть.

И тут с глаз Лайона словно спала пелена. И он почувствовал, как жаркий румянец опалил его щеки.

Конечно, они с Оливией не слишком таились. Конечно, он ходил повсюду как в тумане – ходил, опьяненный счастьем, сгорая от желания. И конечно же, люди, видевшие его в таком состоянии, все понимали. А его слуга, по всей вероятности, заметил покрытый пятнами подол его рубашки. И многие, наверное, видели их с Оливией, когда они гуляли по дороге. А они-то думали, что соблюдали осторожность… И при этом оба, должно быть, прямо-таки светились от счастья…

Лайон проклинал себя за то, что проявил такую беспечность и беззаботность.

– Что ж, в таком случае могу сообщить вам, сэр, что я счастлив впервые в жизни, – с вызовом глядя на отца, заявил Лайон.

Айзея снова откинулся на спинку кресла и пытливо посмотрел на сына.

– Ты не тот человек, которым я тебя считал, – произнес он с глубокомысленным видом.

– Верно, – согласился Лайон. – К счастью, я не такой.

– Ты просто-напросто дурак – вот ты кто, – добавил отец, заметно повысив голос, причем слово «дурак» выпалил так, как будто бросил в пабе дротик.

Но Лайон лишь молча пожал плечами. А отец вновь заговорил:

– И если ты все-таки продолжишь свое… хм… общение с мисс Оливией Эверси, то ты при любых обстоятельствах будешь немедленно отрезан от всех денежных средств Редмондов. И, конечно же, больше не сможешь оставаться под этой крышей. Кроме того, тебе будут запрещены всякие контакты с братьями и сестрой. И еще… Могу ручаться, что тебя больше никогда не примут в приличном обществе и не допустят ни в один клуб на территории Англии.

У Лайона перехватило дыхание. И почудилось, что он падает в бездонную пропасть.

Вот так-то. В наказание за то, что он полюбил женщину, его лишали и всего остального – всего того, что он также любил. Лишали навсегда.

Подобный исход не являлся для него полной неожиданностью, но все же стал ужасным ударом, повергавшим в безысходное отчаяние. Неужели он теперь будет жить без Майлза, без Джонатана, без Вайолет? Неужели ему придется расстаться с ними?

– Если же ты хочешь сохранить связи со своей семьей и ее состоянием, у тебя сейчас два варианта на выбор: можешь на год уехать на континент, чтобы выполнить работу для клуба «Меркурий», а по возвращении – удачно жениться (тогда мы сможем свести к минимуму урон для твоей репутации) или на этой же неделе сделать предложение леди Арабелле Хексфорд, а весной вы поженитесь. Так что решай.

Отбросив гордость, Лайон пробормотал:

– Отец… надеюсь, вы знаете, что я всегда ценил вашу любовь и уважение превыше всего на свете. Я всю свою жизнь стремился поступать так, чтобы вы гордились мной.

Айзея хранил молчание, и Лайон продолжил:

– Но я люблю Оливию, а она любит меня. Да и вы тоже ее полюбите, уверен, когда узнаете поближе. Это… сэр, клянусь вам… Вы наверняка поймете меня, если когда-нибудь любили… – Лайон прекрасно понимал, что проявляет слабость и уподобляется ягненку, который сам бросается на нож мясника, но предпочел действовать честно и открыто, а не добиваться самого важного для себя в жизни уловками и хитростью, как его отец, который искусство интриги ценил превыше всего на свете. И все же Лайон был уверен, что этот человек любит его, а потому должен понять.

– Отец, у меня нет выбора, – закончил он, задыхаясь от волнения.

– Нет выбора?.. Черт побери, выбор есть всегда! – в ярости закричал Айзея.

А Лайон словно оцепенел. Но теперь он уже не испытывал ни страха, ни гнева. Он принял решение и был благодарен судьбе за то, что имел в своем распоряжении оружие, способное поставить отца на колени.

– Все это оттого, что вы, сэр, допустили ошибку, – тихо сказал Лайон.

Айзея уставился на него с удивлением.

– Ты о чем? Что ты имеешь в виду?

– Я знаю, что каждое воскресенье в церкви вы больше смотрите на затылок миссис Эверси, чем на священника.

Лайон открыто высказал ту правду, о которой никто в их городке не осмеливался говорить, – считалось, что об этом все забыли. В глубине души Лайон понимал, что поступает жестоко, но это было его единственное оружие. И он испытывал глубочайшее удовлетворение, наблюдая, как багровеют щеки Айзеи. «Так вот она, тайная слабость отца…» – думал Лайон ликуя. Да-да, Изольда Эверси. Жена другого мужчины. Очевидно, и у его отца когда-то было сердце. Выходит, он знал, что такое любовь, однако отбросил ее, похоронил много лет назад, женившись не на той женщине.

– Теперь я понимаю… – продолжал Лайон. – У вас не хватило мужества бороться за женщину, которую вы любили. Вы сделали неправильный выбор. И посмотрите на себя. Посмотрите, в кого вы преврати…

Голова Лайона резко дернулась назад, и он не сразу осознал, что получил увесистую пощечину. Во рту отчетливо ощущался железистый привкус крови. И в считаные секунды щека его, онемевшая вначале, начала гореть огнем. «Это первая и последняя отметина, которую отец оставил на мне», – решил Лайон, медленно поднимаясь с кресла.