Любовник тетушки Маргарет - [5]

Я продолжала усердно и с удовольствием трудиться. И оставаться «тетушкой Маргарет» — так шутливо-почтительно к моим юным тогда годам прозвали меня друзья и доброжелатели, и почему-то это пристало ко мне навечно. Я была общительной настолько, насколько бывают общительны одинокие матери, — возила Саскию во время каникул в разные места вроде семейных санаториев, где, пока она играла с детьми, я читала, бездельничала, заводила случайные знакомства, таскала ее по лондонским галереям, водила в театры и кино. В целом я была вполне счастлива. Изредка случались скоротечные романы, но я, разумеется, не помышляла о серьезных отношениях.

Колин, мой последний любовник по тем уже кажущимся далекими временам, был действительно очень милым человеком — Саския называла его хомяком, — но наши отношения имели шанс укрепиться больше, чем мне хотелось бы, и я дала отставку. Кроме того, в свои пять лет Саския умела любого мужчину, хомяка — не хомяка, заставить почувствовать себя узурпатором. Колину пришлось приделать задвижку к двери моей спальни, чтобы исключить возможность непреднамеренного растления ребенка. Уместная предосторожность, поскольку однажды в самый интересный момент мы вдруг обнаружили, что в кровати нас трое. Саския незаметно проскользнула под одеяло. Уверена, ничто не способно быстрее охладить сексуальный пыл; чувство вины от того, что взрослые своим легкомысленным, эгоистичным поведением невзначай едва не развратили детскую невинность (по крайней мере, так я воспринимала тогда бесцеремонность Саскии), подействовало отрезвляюще. На следующее же утро мы с самым решительным видом направились в хозяйственный магазин.

Щеколда, разумеется, не помогла. Саския беспрерывно колотила в дверь кулачками. Хотела бы я посмотреть на того, кто способен справиться с маленьким ребенком, склонным к подрывной деятельности. Конечно, можно загнать его обратно в постель, но попробуйте предаваться любовным утехам под аккомпанемент детской истерики. Можно нанять няню и провести ночь в гостинице, но… Игра в безымянную куртизанку скоро перестает щекотать нервы, и ты понимаешь, что отчаянно хочется оказаться в собственной, а не гостиничной ванной. Можно было, опять же оставив девочку с няней, поехать к нему. Когда, не остыв еще от объятий любовника, я возвращалась домой через весь Лондон, тонущий в предрассветном тумане, и расплачивалась с няней, стараясь сдержать глупую ухмылку, я испытывала даже некоторое изысканное удовольствие от собственной порочности. Да, можно было проделывать все это и многое другое, но что было решительно невозможно, так это расслабиться. Поэтому к исходу дня я всегда выбирала покой. Так было проще. Кроме того, я так много работала, что подобный выбор вовсе не казался трудным. Разумеется, если бы мне действительно захотелось — и если бы я встретила человека, сочетающего в себе таланты Пикассо, Шостаковича и Одена, и притом физически привлекательного, как Пол Ньюмен или персонаж с разворота журнала «Плейгерл», — все могло быть иначе. Однако подобная комбинация мне никогда не встречалась. К тому же я всегда считала, что меня привлекают агрессивные мужчины, стильные, общение с которыми представляет риск. Именно такой убил мою сестру… Я не желала ставить привязанность Саскии под угрозу и заставлять ее чувствовать, будто кто-то присваивает ее права. Добропорядочные джентльмены с их благовоспитанностью и заботливостью вызывали у меня зевоту, я старалась держаться от них подальше и довольствовалась приятельскими отношениями, что представляло собой весьма разумный компромисс.

Замужество? Постоянная любовная связь? Нет, нет и нет. С Роджером мы познакомились, когда Саскии исполнилось шестнадцать. Он был неприхотлив, мил и часто пропадал на рыбалке. Как и я, любил музыку, особенно Шуберта и классическую оперу, только на это и хватало его страсти. Что, впрочем, упрощало дело. Мы редко выходили за рамки приличия. А если изредка и выходили, то получалось так скучно… Ему было за сорок, он преподавал в школе и вполне соответствовал моим скромным запросам. Овидий говорит, что никогда нельзя упрекать неумелого любовника в его слабости, если не хочешь крепче привязать его к себе, потому что тогда он начнет стараться. Отличный совет для тех, кто желает сохранить свободу.

С Колином мы продолжали видеться, но он стал лишь другом. После инцидента со щеколдой он ушел, потом, несколько лет спустя, вернулся, и мы опять некоторое время жили вместе. За это время он успел жениться, развестись, заиметь сына, который остался с его бывшей женой. Его застукали в чем мать родила, когда он, по его собственным словам, добросовестно вколачивал домработницу-испанку в бельевой шкаф. Та имела обыкновение наклоняться, не сгибая ног, и при этом не носила брюк. Он уверял, что это извечный мужской соблазн, противиться коему невозможно. Я поклялась никогда так не поступать — в клятве, собственно, и необходимости не было, поскольку почти всегда носила джинсы или леггинсы, — и велела Колину, пока он у меня живет, зажмуриваться, если доведется увидеть, как я подхожу к бельевому шкафу.