Любовницы президента - [50]

— Это правда? — Сердце Джудит учащенно забилось. — В таком случае вы, наверное, скоро уедете из Бостона? Отправитесь домой и все такое…

— Моя родина — Бостон. Я родился и воспитывался здесь. Здесь же пошел в колледж. Закончил Гарвард, факультет права.

Конечно же, он бостонец, — и как только она раньше не заметила? Это знаменитое широкое бостонское «э». Впрочем, ей поначалу и в голову не приходило обращать внимание на его акцент. Она была слишком занята, наблюдая его роскошное тело, уловив голос собственного тела, которое безошибочно ответило на бессознательный сексуальный зов, исходивший от него. Что же с ней случилось? Каким словом можно назвать это? Быть может, «пробуждение» подойдет как нельзя лучше?

— Таким образом, вы остаетесь в Бостоне?

— Именно так.

Биллу стало интересно, с чего это Джудит начала проявлять такое повышенное любопытство к его скромной особе.

— Что ж, прекрасно. Нам следует встречаться почаще. Я хочу сказать, мне и Дадли будет очень приятно видеть вас, Карлотту и Франческу… — При этих словах она тихо рассмеялась и добавила: — Это, разумеется, в том случае, если ваша дружба с сестрами продлится и дальше.

— О, я собираюсь дружить с ними и впредь. — Он был знаком с Карлоттой всего неделю, но ему казалось, что знает ее уже целую вечность…

Да, он, разумеется, не отстанет так просто от сестричек, подумала Джудит. Особенно от Карлотты. Судя по всему, он ею чрезвычайно увлечен. А Карлотту Джудит не любила даже больше, чем Фрэнки. Особенно сейчас… Теперь ей придется проводить ночи рядом с Дадли, ощущать рядом с собой его изломанное болезнью, хорошо пожившее тело, в то время как Карлотта будет изнывать от счастья в объятиях этого красивого животного. Тем не менее, на свете бывают различные ситуации…

Она заглянула в его загадочные голубые глаза:

— Знаете что, капитан Шеридан? Вы пожелали мне долгой и счастливой жизни с Дадли, но забыли поздравить с Новым годом.

Билл ухмыльнулся:

— Извините. Я, конечно же, поздравляю вас с Новым годом, Джудит Стэнтон.

В следующий момент он чуть не лишился дара речи от удивления. Джудит поднялась на цыпочки, схватила его голову руками и, прижавшись всем телом к его мускулистой плоти, крепко, до боли, поцеловала. Ему не оставалось ничего другого, как ответить поцелуем на поцелуй, думая про себя, что Джудит Тайлер Стэнтон — женщина, полная загадок и неожиданных сюрпризов.

В полночь Джудит пришлось позвонить доктору Филлипсу, который немедленно приехал, бросил на Дадли один единственный взгляд и вызвал «скорую помощь». Дадли постиг еще один удар, и, возможно, одновременно с этим у него начался сердечный приступ.

— Скорее всего, свадьба слишком утомила и взволновала его…

Джудит разразилась рыданиями:

— Это все моя вина. Мне не следовало затевать все это, но он и слышать не хотел об отсрочке. Он очень настаивал, чтобы мы поженились чем раньше, тем лучше, и хотел, чтобы свадьба была по высшему разряду — много гостей, праздничный ужин и все такое. И я подумала, что, возможно, это доставит ему бездну удовольствия, а у него за последние годы их было так мало…

— Он и в самом деле был счастлив. Мне еще не доводилось видеть человека столь переполненного радостью. И запомните одну вещь, Джудит. Если бы вы не ухаживали за ним столь преданно и самоотверженно, его, возможно, сейчас не было бы в живых. По крайней мере, он не пережил бы этого сердечного приступа.

— Значит, у вас есть надежда?

— Думаю, он выкарабкается. Мы, по крайней мере, сделаем все, что в наших силах, Джудит.

— О да, мы сделаем все, что только в человеческих силах! — воскликнула Джудит. — Он выкарабкается!

Она была убеждена, что горы двигают не вера, но воля и целеустремленность. Разве не гак? Ведь она достигла своего нынешнего положения только благодаря целеустремленности и сильному характеру, ну, и уму, разумеется.

Благодарение Богу, что у нее хватило этого самого ума, чтобы позволить Дадли изменить завещание в ее пользу всего лишь за неделю до свадьбы. Согласно его новому завещанию, половина состояния Стэнтонов поступала в безраздельное пользование его будущей жены, и только половина переходила в распоряжение фонда Стэнтона. Таким образом, даже в случае смерти мужа она получала половину всего достояния семьи. Одно время она носилась с идеей сделать так, чтобы Дадли оставил ей все, думая при этом, что эта мысль принадлежит и исходит от него, но потом удержалась от соблазна. Слишком немного времени прошло с тех пор, когда она вообще отказывалась принимать от Дадли что-либо. Если бы он завещал ей все, даже вновь обретенные союзники в лице Хардвиков насторожились бы… вполне возможно, в случае смерти Дадли речь могла зайти о том, чтобы опротестовать подобное завещание…

В совершеннейшей истерике — так, по крайней мере, выглядело со стороны — Джудит поехала в больницу на той же самой машине «скорой помощи», которая увозила туда Дадли. Джудит молила Бога, чтобы человек, который ехал вместе с ней и находился в бессознательном состоянии, остался в живых… Хотя бы ненадолго.

В последующие шесть недель она ни на минуту не покидала Дадли и даже спала в его палате. Она не позволяла себе спускаться вниз в кафетерий, чтобы поесть, и постоянно кормила Дадли с ложечки. Больничный персонал готов был присягнуть, что ему в жизни не приходилось видеть примеры такой абсолютной преданности. И даже те, кто позволял себе сомневаться в искренности ее чувств по отношению к Дадли, вынуждены были изменить свое мнение. В самом деле, если бы она не любила Стэнтона, зачем ей тогда стараться, чтобы он остался в живых? Смерть Дадли означала для Джудит получение наследства, которое оценивалось в триста миллионов долларов. Живой же Дадли становился для Джудит весьма неприятным бременем, еще большим, чем было до самого последнего удара. Паралич почти полностью лишил его возможности двигаться, а речь сделал бессвязаной и маловразумительной.