Любовная петля - [100]

– Никогда, – сказал он, вновь привлекая ее к себе. – Все, чего я хочу, Алиса, это тебя. Твоей любви, твоего счастья, твоих желаний. Если ты хочешь, мы поедем жить в Лондон, но не по моему желанию.

– Тогда не будем этого делать, – она прижалась к нему. – Обними меня, Филипп, и скажи, что ты меня любишь.

– Всем сердцем, Алиса! Я благословляю тот день, когда Эдгар Осборн предложил мне поехать в имение, которое я унаследовал, дав обещание следить за роялистами. Бесчестное начало привело меня в твою жизнь, и я счастлив. Ты – мое очищение, моя вторая жизнь, я не могу без тебя.

Она коснулась его лица.

– А я без тебя… Я люблю тебя, Филипп, мой круглоголовый! Раньше я бы ругала себя даже за мысль, что хочу быть женой своего врага. Но ты научил меня тому, что честь, вера и верность не знают границ и политических симпатий. В тебе есть все, что я хочу видеть в муже, и с годами наша любовь станет только сильнее, – ее взор затуманился. – Вместе мы поможем создать новую Англию, где люди разных убеждений смогут жить свободно и счастливо.

– Вместе, – как эхо, повторил он, прижимая ее к себе. – Навсегда вместе.

* * *

В небольшом городке Западном Истоне каждый знал друг друга, поэтому новость о визите Томаса Лайтона очень скоро стала достоянием гласности. И Барнаус Вишингем принимал в этом непосредственное участие. Его жена – добропорядочная женщина! – ежеминутно должна была знать, где обитает ее благоверный. Беспокойство оставляло ее, только когда муж находился в своей кузнице недалеко от дома. Но стоило ему ненадолго отлучиться по возложенным на него делам комитета роялистов, как буря негодования обрушивалась на бедные плечи безутешной супруги. Но Барнаус Вишингем, замеченный самим королем Чарльзом в те дни, когда с его помощью скрывался в недрах Западного Истона, поклялся в верности роялистам и взял на себя ответственную миссию – быть связующим звеном между Стразерном и западноистонскими рабочими.

Наделенный редкой физической силой, Барнаус вряд ли кого боялся и всегда вступался за слабых, притесняемых официальной властью.

Стразерн уважал и считался с мнением Вишингема, поэтому так же легко добился его расположения, как в свое время король Чарльз навсегда обратил Вишингема в роялиста.

Д аристократам, подобно Цедрику Инграму, Вишингем относился с предубеждением. Беспокоить их своим вниманием – считал ниже собственного достоинства. С Цедриком Инграмом и другими был просто вежлив и не более, отдавал им должное, выполнял на совесть для него работу, но никогда не смог бы стать близок ему. Цедрику приходилось ждать исполнения им заказов, как и любому другому жителю города.

Стразерн в подробностях рассказал Барнаусу о приезде Томаса и спросил, согласен ли он быть дозорным. Польщенный приглашением, Барнаус тут же согласился. Он немедленно, сообщил об этом своей жене Руфь, так как хотел заблаговременно подготовить ее к тому, что через две недели будет отсутствовать в полночь и бродить по пляжу. Предвидя возражения, он намеревался покончить с ними заранее, чтобы не воевать со своей женой в ночь приезда Томаса.

Его добропорядочная жена, естественно, не обрадовалась планам, но единственное, что она могла сделать, это доходчиво объяснить ему, что он такое значит, ввязываясь в скользкое дело. Руфь далеко не чувствовала такой любви к монарху, как ее муж. В ней не оставалось сомнения на тот случай, куда угодит ее благоверный и чем это кончится, когда его поймают. Однако Барнаус отказался слушать ее разумные доводы и упрямо стоял на своем. Руфь поведала о безудержном гневе сестре, с которой делила все проблемы семейной жизни…

Сестра Руфи была замужем за городским столяром и очень завидовала, что Барнаус, а не ее муж, представляет рабочий класс в комитете роялистов Западного Истона. Одержимая политической ревностью, она рассказала мужу о времени и месте встречи и начала настаивать, чтобы и он был там вместе со всеми. Но ему легче было соврать, чем отправиться ночью туда, где совершаются опасные противозаконные действия, поэтому объявил всем родственникам, что приглашен туда, а для пущей важности и в доказательство правоты сказанного обнародовал время и место встречи Томаса Лайтона. Приятно удивленные родственники сочли своим долгом поведать любому и каждому беспокойную тайну. Таким образом, новость знали все, как будто прочитали о ней в лондонской газете.