Любовная лихорадка - [32]

Билл¹⁸⁸

Их выручил Билл. Выслеженные собаками Ла Табля, они случайно очутились вблизи лагеря и остановились со смущенными лицами прямо посреди пастбища. Билл не задал им ни одного вопроса, отвел место в собственной палатке, дал сухую одежду и поставил на входе в лагерь троих вооруженных людей. С приказом стрелять в случае необходимости.

Отец Менделл³⁹

Охранявшие лагерь выстрелили, увидев очертания человека в темной шляпе. То был Менделл. Он вошел, отстранив от себя собак, лающих с пеной у рта, и посоветовал часовым вернуться на свои посты. И пусть стреляют, если надо. Билл принял его как главу дружественного государства, процитировав «Бхагават-Гиту»: «Кто покорил ум, достиг дальних областей души и пребывает в спокойствии».

Алвин подошел ближе.

Менделл: Итак, вы упорствовали до последнего?

Алвин: И вы тоже, святой отец. Забыли?

Менделл: Как можно. Вы думаете, я вас осуждаю?

Алвин: Тогда я пошлю вас к черту. Так осуждаете или нет?

Менделл: Да.

Алвин: Идите к черту, отец Менделл.

Анжелика⁵

Билл стоял на часах до рассвета, опершись на свой винчестер. Анжелика металась и бредила всю ночь напролет, горячая, искусанная москитами. Пожелтевшая кожа и рвота не оставляли сомнения: она подхватила лихорадку.

Да Мата⁷

Даже безудержное воображение — каким она не обладала — не натолкнуло бы Анжелику на мысль, что она умрет на походной постели, под перебор струн, втягивая в себя запах жареного лука-порея. Был час ужина; заходящее солнце освещало плечи Анжелики, откинувшейся на импровизированную подушку из тряпок, умело приготовленную Биллом. Она скончалась под звуки банджо и ржание лошадей; солнце было красным, словно отсвет пожара в пороховом погребе. Ночью тело ее, завернутое в простыню, отвезли к барону.

Да Мата, прибывший из отеля в халате, со следами бессонницы на лице, бросил полный сомнения взгляд и приказал вернуть тело: «Я не знаю, кто это такая».

Анжелика²⁵

Ее похоронили в неглубокой яме, вырытой под дождем. Вода заливала землю, банджо в руках музыкантов разбухли и издавали глухие, неподражаемые звуки.

Билл: Оставайтесь с нами, доктор.

Алвин: Нет, мне надо уехать.

Билл: Нам тоже надо. Вы куда?

Алвин: В Португалию, может быть, в Терезополис… Может, куплю домишко в Пакетам. Или хижину где-нибудь в Африке.

Билл: Глупости. Нельзя убежать от самого себя.

Алвин уехал в сопровождении четырех людей Билла, которые, дабы чем-то себя занять, распевали песенки до самого Жундиаи, где вверили Алвина попечению Бразильских железных дорог. Он залез в вагон второго класса и спокойно уселся среди простого люда; спутники его пускали дым к потолку и разражались грубым смехом.

Мадам Зила¹⁰⁹

Мадам умерла в преклонном возрасте, после соборования, с освященными четками в руках. Деятельность ее окончилась в 1912-м приступом внезапного благочестия, который возник из соединенных усилий церкви, полиции и налоговых органов. В этом же году в городе наблюдался расцвет свободной проституции, захватившей кварталы вдоль улицы Бон Жезус.

Жанна⁶⁹

Ла Табль уже собирался уезжать, но вернулся из-за Жанны. Труппа уже была погружена на телеги, лошади кусали уздечки в нетерпении, и ничто не оправдывало излишне мягкого с ней обращения. Ла Табль застал жену, когда та исполняла танец для газетчиков, и вытащил ее на улицу под хор протестующих голосов. С помощью кулаков он довел ее до телег, дав пару раз кнутом по заду. Под свит и издевательские замечания цирк наконец уехал. Новость о самоубийстве Жанны в богатом горном районе вызвала в городе неописуемое волнение и жалость к несчастной.

Билл¹⁵²

Ничуть не лучшей оказалась и судьба Буффало Билла — Родолфо Безерра де Сантаны, уроженца штата Сеара, читавшего Торо в оригинале задолго до любого другого образованного бразильца. Лагерь был разогнан полицией через месяц после описываемых событий, а Билл арестован по обвинению в конокрадстве. В 1890-е годы он снова заставил о себе говорить, но к этому времени уже лишился уха и, говорят, правой руки. Он умер в конце 1914 года, а может быть, и раньше — но это тема для другого повествования. Его товарищи по лагерю, прозванному «Республика Билла», сделались торговцами, помещиками или политиками, не признавшись ни разу, что жизнь свела их когда-то с этим изгоем. Билл оказался вычеркнутым из их памяти.

В день, когда Билла заключили в тюрьму, ничьи лошади ушли из города в сторону озер Иту, где начала свирепствовать лихорадка. Месяц спустя их видели в Сорокабе, позже — в Порту-Фелиш. Но когда за ними были посланы погонщики скота с путами и упряжью, то лошадей не нашли.

* * *

Кампинас XIX века мало изменился по сути, хотя и притаился в тени другого города. Читатель с душой исследователя может без труда пройти по тем же старым улочкам, воображая, что попал в прошлое. Правда, некоторые из них поменяли названия, поскольку все в этом мире непостоянно.