Любовь возвращается - [6]

Выпростав свое долговязое тело из машины, Слоан Боллинджер подошел к обрыву и заглянул вниз, в темный простор долины. Мерцающие огоньки, знаки жилищ, на севере располагались гуще и ярче. Это был городок Сент-Гален. От скопления огоньков тянулась нитка светлых огней вдоль одинокой дороги, прорезавшей середину долины. Он мог перечислить всех, кто там живет на протяжении многих поколений, с площадью их владений, количеством и видом выращиваемого скота и злаков, а также сеном, грушами, люцерной… Еще он знал, кто недавно приехал в долину насовсем или временно и кого не было. Это было одним из его проклятий или благословений: он родился и вырос в долине, и предки его были в числе первых белых людей, поселившихся в этом краю.

Он поджал губы. Грейнджеры приехали первыми, за ними через год или два появились здесь Боллинджеры. «И с тех самых пор готовы были глотку друг другу перервать», – мрачно подумал он. Он потянулся за пачкой сигарет, привычно хранившейся в левом кармане, и скривился, когда пальцы нащупали пустоту. Он бросил курить десять лет назад и обычно от этого не страдал, но изредка автоматически тянулся за сигаретой. Чаще по привычке, но иногда – в минуты стресса. Кто бы мог подумать, что, увидев Шелли Грейнджер спустя семнадцать лет, он мгновенно узнает ее и почувствует, будто его ударили. Господи Иисусе! Сейчас он готов был убить за сигаретку.

За эти годы все они стали другими. Он вспомнил о седине, посеребрившей его собственную черную гриву, и легкие морщинки от солнца у глаз. Но она почти не изменилась. Волосы ее все так же буйными кудрями обрамляли высокие скулы и упрямый подбородок. Ее кожа выглядела такой же медово-смуглой и гладкой. Он помнил, какой шелковистой на ощупь была она… когда Шелли было восемнадцать. Он стиснул зубы. Он не смог разглядеть цвет ее глаз, но отлично помнил их. То, как они сверкали изумрудами или застывали, превращаясь в леденящее зеленое стекло. Да, он их не забыл. Немного было такого в Шелли Грейнджер, чего бы он не помнил… Или насчет этого ублюдка Джоша. Его отношение к Джошу можно было охарактеризовать одной фразой: мир без него стал гораздо лучше.

Слоан усмехнулся. Можно было бы подумать, что, прожив рядом сто пятьдесят лет или около того, Грейнджеры и Боллинджеры могли бы как-то притереться друг к другу. Горький смешок сорвался с его уст. Такое могло бы быть, но пари на это он держать бы не стал.

Два семейства находились во вражде с той поры, как Йорк Боллинджер и его младший брат Себастьян прибыли в Дубовую долину в 1867 году, сразу после Гражданской войны. Почти немедля они стали создавать свою империю, но тут же столкнулись лбами с Джебом Грейнджером, который поселился здесь с уцелевшими родичами на год раньше. Йорк был майором в армии Союза, а у Джеба был тот же ранг… в армии конфедератов. Шрамы и горечь, заработанные в войне между штатами, были слишком свежи и глубоки, чтобы каждый из них мог отбросить прошлое. Вполне предсказуемо это привело к неприятностям. С самого начала они сцепились из-за проходов и прав на воду, а в последующие годы семьи ссорились из-за грантов на древесину, скота, овец… Назовите любой возможный повод и не сомневайтесь, что они включатся в яростный спор. Прошло немного времени, и у них выработался некий образ действий, и все в Дубовой долине, а также на пятьдесят миль вокруг знали: если Грейнджер за что-либо, то Боллинджер будет против, и наоборот. Слоан подумал о Шелли, об их резко оборванном романе, и лицо его помрачнело. И разумеется, Грейнджеры и Боллинджеры дрались из-за женщин. Время от времени.

Он глубоко вздохнул. «Так забудь о ней. Ну, повалялись вы с ней разок или два, когда были молоды и гормоны кипели. Всего-то и было, что взрыв юношеской страсти, спаривание двух молодых здоровых животных». К вечной его досаде, он все отлично помнил. Слишком хорошо, черт бы побрал все! Ох ты Господи! Полжизни бы отдал за сигарету.

Он старался не забивать себе голову прошлым. Злясь на себя, а особенно на свою реакцию из-за беглого взгляда на Шелли Грейнджер, Слоан вернулся в машину.

Маленькое теплое тельце, брякнувшееся ему на колени, тут же смягчило его угрюмость. Пара лап уперлась ему в грудь, и влажный язычок ласково прошелся по щеке. Настроение сразу поднялось, и он весело ухмыльнулся, глядя на роскошные баки серебристо-черного миниатюрного шнауцера, сучки. Два выразительных черных глаза уставились на него из-под нависших серебристых бровей.

– Ладно, ладно. Знаю. Ты хочешь, чтобы мы поскорей добрались до дома, – пробормотал он, проводя рукой по упругим задним лапам и в который раз удивляясь, каким образом он оказался владельцем бородатой и усатой собачки размером не больше кошки. И такой же щепетильной, как кошка, надменной и требовательной… и к тому же донельзя ханжой… – подумал Слоан с ухмылкой. Пандора со всей очевидностью была не той собакой, которую он когда-либо собирался иметь…

Вдали от кабинетов и зала заседаний «Боллинджер девелопмент», главный офис которой находился в Санта-Роса, Слоан был рьяным наездником и любителем жизни на воздухе. Сердце его навеки было отдано Дубовой долине и обширному ранчо, которое его прапрадед отвоевал когда-то у дикой природы. В дни Йорка и на протяжен ии нескольких поколений после него Боллинджеры разводили скот, заготовляли древесину, но в последние пятнадцать лет или около того под предводительством Слоана они начали заниматься коневодством – разводить очень дорогих лошадей, американских пинто с безупречной родословной и замечательными способностями. Будучи громадным, атлетического сложения мужчиной, привычным к физической работе, когда она требовалась, Слоан, с его словно вырубленным из камня лицом, не колеблясь заявил бы, что ему по вкусу собаки крупные и мощные. Если бы у него в машине сидел ротвейлер или питбуль, это никого бы не удивило. Меньше всего самого Слоана.