Любовь в Золотом веке. Удивительные истории любви русских поэтов. Радости и переживания, испытания и трагедии… - [28]

По поводу этой пьесы автор писал Княжнину с обычной своей язвительностью: «Я удивляюсь, г.<осударь> мой, что вы, а не другой кто, вооружаетесь на комедию, которую я пишу на пороки, и почитаете критикою своего дома толпу развращенных людей, описываемых мною, и не нахожу сам никакого сходства между ею и вашим семейством».

И в доказательство своей невиновности пересказывает сюжет пьесы: «Она состоит из главных четырех действующих лиц: мужа, жены, дочери и ее любовника. В муже вывожу я зараженного собою парнасского шалуна, который, выкрадывая лоскутия из французских и из италианских авторов, выдает за свои сочинения и который своими колкими и двоесмысленными учтивостями восхищает дураков и обижает честных людей. Признаюсь, что сей характер учтивого гордеца и бездельника, не предвидя вашего гнева, старался я рисовать столько, сколько дозволяло мне слабое мое перо; и если вы за то сердитесь, то я с христианским чистосердечием прошу у вас прощенья. В жене показываю развращенную кокетку, украшающую голову мужа своего известным вам головным убором, которая, восхищаяся моральными достоинствами своего супруга, не пренебрегает и физических дарований в прочих мужчинах… Вы видите, есть ли хотя одна черта, схожая с вашим домом… Вот все, государь мой, на чем можете вы основывать свои подозрения. Я надеюсь, что вы, слича сии характеры с вашим домом, хотя мысленно оправдаете мою комедию и перестанете своими подозрениями обижать человека, который не имеет чести быть вам знакомым. Обижая меня, вы обижаете себя, находя в своем доме подлинники толико гнусных портретов. Я бы во угождение вам уничтожил комедию свою и принялся за другую, но границы, полагаемые вами писателям, столь тесны, что нельзя бранить ни одного порока, не прогневя вас или вашей супруги: так простите мне, что я не могу в оные себя заключить. Но чтобы доказать вам, {сударь} государь мой, колико я послушлив, вы можете выписать из сих характеров все те гнусные пороки, которые вам или вашей супруге кажутся личностию, и дать знать мне, а я с превеличайшим удовольствием постараюсь их умягчить, если интерес комедии не позволит совсем уничтожить».

Разумеется, это письмо не привело и не могло привести к примирению. Крылов и не собирался мириться. Его «оправдание» перед Княжниными, как и послание Соймонову, быстро стали публичными — они расходились по столице в списках, вероятно, не без ве́дения и одобрения автора. Обида Крылова долго не остывала, в 1788 году он публикует басню «Невыносимый гостям стихотворец», в которой, как и в «Проказниках», под именем «Римфокрада» выводит все того же Княжнина («переимчивого Княжнина» — как галантно зовет его Пушкин):

У Рифмохвата

Случилося гостей полна палата;

Но он, имея много дум,

На прозе и стихах помешанный свой ум,

И быв душей немного болен,

Гостьми не очень был доволен;

И спрашивал меня: «Как горю пособить,

Чтоб их скорее проводить?

Взбеситься надобно, коль в доме их оставить,

А честно их нельзя отправить

Из дома вон».

Но только зачал лишь читать свою он оду,

Не стало вмиг народу,

И при втором стихе один остался он.

Княжнин умер от сильной простуды, как раз в то время, когда вокруг его пьесы «Вадим Новгородский» разразился скандал. Пьеса была посвящена легендарному борцу за свободу Новгорода от деспотии варяжского князя Рюрика. Скоропостижную смерть драматурга связывали с недовольством, высказанным Екатериной по поводу этой пьесы, более того, с тем, что Якова Борисовича запытали в Тайной канцелярии, пока дознавались, кто подсказал ему написать трагедию о Вадиме. «Екатерина любила просвещение… Радищев был сослан в Сибирь; Княжнин умер под розгами — и Фонвизин, которого она боялась, не избегнул бы той же участи, если б не чрезвычайная его известность», — позже писал Пушкин в «Заметках по русской истории».

Екатерина Александровна скончалась 6 июня 1797 года, на шесть лет пережив мужа.

9

«Почта ду́хов» задумывалась как ежемесячный журнал и «продержалась» восемь месяцев. В том же 1789 году его издание внезапно прекратилось. Биограф И.А. Крылова М. Гордин связывает этот запрет с началом революции во Франции и ужесточением цензуры в России. Рахманинов спешно уезжает в свое имение и принимается за издание Вольтера, а Иван Андреевич остается в столице и основывает свою типографию «Крылов с товарищами» на паях с драматургом А.И. Клушиным и актерами Дмитревским и Плавильщиковым. В 1792 году Крылов и Клушин начали выпускать журнала «Зритель», а в 1793 году — «Санкт-Петербургский Меркурий».

В апреле 1793 года Крылов публикует в «Меркурии» стихотворение под названием «Утешение Анюте».

Ты грустна, мой друг, Анюта;

Взор твой томен, вид уныл,

Белый свет тебе постыл,

Веком кажется минута.

Что же печалит Анюту?

Так тебе, Анюта, жаль,

Что французски тонки флеры,

Щегольские их уборы,

Легки шляпки, ленты, шаль,

Как цветы от стужи, вянут —

Скоро уж они не станут

Веять вкруг твоих красот:

Время счастья их пройдет.

Скоро я пенять не стану,

Что французский тонкий флер,

Равный легкому туману,

Мой заманивая взор,

Все утехи обещает

И, рассеявши его,

Не открывши ничего,

Только сердце обольщает.

К заглавию сделано примечание «По случаю запрещения французских товаров». Почему же их запретили? В 1793 году во Франции начались волнения, вылившиеся в Великую Французскую революцию, и Екатерина просто обязана была обозначить свое отношение к этим событиям. Она без всякой симпатии относилась к Людовику XVI и его жене, Россия и Франция никогда особенно не дружили, но оставлять арест, а затем и убийство монархов безнаказанным было невозможно. И пришлось Анюте проститься с французскими украшениями.