Любовь в Золотом веке. Удивительные истории любви русских поэтов. Радости и переживания, испытания и трагедии… - [29]

Но, конечно, Анюта хороша и так!

Ах Анюта! как же мало

Знаешь ты ценить себя!

Или зеркало скрывало,

Иль то тайна для тебя,

Что ты столь, мой друг, прелестна?

Не убором ты любезна,

Не нарядом хороша:

Всем нарядам ты — душа.

Нужны ль розанам румяны,

Чтобы цвет иметь багряный;

Иль белилы для лилей,

Чтоб казаться им белей?

Труд не будет ли напрасный

Свечку засветил, и день ясный,

Чтобы солнышку помочь

Прогонять угрюму ночь?

Так уборы, пышность, мода,

Слабы все перед тобой:

Быв прекрасна, как природа,

Ты мила сама собой.

Мы видим, что это вовсе не любовное послание — а стихи «на злобу дня», упрек суетности модниц — одна из любимых тем Крылова.

В июне он публикует еще одно стихотворение «Мое оправдание. Анюте». Его героиня — девушка, чьим мнением он дорожит, но которая сердится на него за то, что он часто дурно отзывается о женщинах (что чистая правда — мы только что в этом убедились). Поэт пытается «объяснить свое поведение»:

Защищая пол прелестный,

Аннушка, мой друг любезный!

Часто ты пеняла мне,

Что лишь слабости одне

В женщинах ценю я строго

И что нежных тех зараз,

Чем они пленяют нас,

Нахожу я в них немного.

Удивляло то тебя,

Что писать про них я смею;

Ты пеняла, что умею

В них пороки видеть я.

Крылов объясняет своей собеседнице («девочке в пятнадцать лет»), что он бранит лишь дурных женщин, и поделом! Разве может он бранить «щеголиху и развратницу», которая:

Знает кстати похвалить;

Знает кстати слезы лить,

Кстати часто обмирает;

И, воскреснув без него,

Мужа скромного сего

Лоб счастливый убирает.

Но Аннушка совсем на нее не похожа!

С описаньем сим несходен

Нрав невинный, скромный твой:

Он приятен, благороден —

Как тиха заря весной.

Ты притворства ненавидишь —

Нужды в нем себе не видишь —

И к чему тебе оно?

Все судьбой тебе дано,

Чтоб тобою восхищаться?

Впрочем, поэт раскаивается, что, нападая на развратниц, ненароком обидел свою подругу и готов понести наказание:

Но когда здесь все не впрок,

Может быть, закон природы

И моей уже свободы

Назначает близкий срок.

Скоро, скоро, может статься,

Заплачу большой ценой

За вину, что воружаться

Смел на пол я нежный твой;

Но теперь лишь оправдаться

Я желаю пред тобой.

Имя Анюты упоминается также в стихотворении «Мой отъезд»:

Уже близка минута

Разлуки моея;

Прости, прости, Анюта,

Уж скоро еду я.

Расставшися с тобою,

Расстанусь я с душою;

А ты, мой друг, кто знает,

Ты вспомнишь ли меня.

<…>

Лесок, деревня, поле,

Все вспомнит предо мной

Места, где в тихой доле

Был счастлив я с тобой.

Все мне тебя представит;

Все слезы лить заставит;

А ты, мой друг, кто знает,

Ты вспомнишь ли меня.

Вот лес, скажу, унылой,

Где вдруг ты стала зла,

Потом улыбкой милой

Знак к миру мне дала.

Там я с тобой встречался;

Здесь я тобой прельщался;

А ты, мой друг, кто знает,

Ты вспомнишь ли меня.

Но увы! Эти стихи не написаны по горячим следам после разлучи с любимой — перед нами всего лишь вольный перевод песенки итальянского поэта П. Метастазио.

И все же, поскольку эти стихотворения, правда с некоторой натяжкой, можно отнести к любовным признаниям, а поскольку любовной лирики в творчестве Крылова мало, то родилась легенда, что последнее адресовано некой реальной Аннушке. (То же имя носит и добродетельная крестьянка в «Кофейнице» — кажется, оно действительно нравилось Крылову.) Но почему Иван Андреевич так на ней и не женился? Википедия может поведать нам такую историю (правда без ссылок на источники): «В 1791 году в возрасте 22 лет Иван Крылов полюбил дочь священника из Брянского уезда Анну. Девушка ответила ему взаимностью. Однако родные Анны воспротивились этому браку. Они были в дальнем родстве с М.Ю. Лермонтовым, и к тому же состоятельны, и поэтому выдать замуж дочь за бедного поэта отказались. Анна так тосковала, что родители в конце концов согласились выдать ее замуж за Ивана Крылова, о чем написали ему в Санкт-Петербург. Крылов ответил, что у него нет денег, чтобы приехать в Брянск, и попросил привезти Анну к нему. Родные девушки были оскорблены ответом, и брак не состоялся».

Трогательно, не правда ли? Не понятно, правда, как могло помешать свадьбе родство невесты с М.Ю. Лермонтовым, который, к слову, родится только в 1814 году?

Источник этой истории — доклад П.В. Алабина на заседании Общества Вспоможения литераторам и ученым, который рассказывал: «В Орловской губернии, в г. Брянске, жил на покое тамошний небогатый помещик и домовладелец города, отставной коллежский советник Михайло Васильевич Константинов, служивший до выхода в отставку в Коллегии иностранных дел. Он умер, кажется, в 1852, или 1853, году, оставив после себя одну старшую дочь, Елену, так названную в честь единственной дочери нашего знаменитого Михайлы Васильевича Ломоносова — Елены (род. 1749; ум. 1772), как известно, вышедшей замуж в 1767 году за придворного библиотекаря, надворного советника Константинова. Если мне не изменяет память, Михайло Васильевич (Константинов) был родным племянником этого зятя нашего великого поэта, в честь которого он и носил свое имя.

Не станем распространяться о М.В. Константинове, одном из интересных обломков старого времени, о человеке, несмотря на глубокую старость не оставлявшем занятий литературою и наукой до могилы и сохранившем в теплом сердце своем почти до последних дней самое светлое и живое воспоминание о своем прошлом, о замечательных людях, в среде которых, по своему родству с Ломоносовым и по служебным отношениям, он вращался во все продолжение своей многолетней жизни в Петербурге, — о событиях, которых он был свидетелем во время полувековой своей службы. Упоминаем об этой почтенной личности здесь потому только, что в его доме мы познакомились с жившею у него в семействе родной его племянницею — Анной Алексеевной Константиновой.