Любовь в отсутствие любви - [2]

Роман Саймона и Ричелдис развивался настолько стремительно, что период ухаживания вместил в себя лишь пару выходов в ресторан на Кемпден-Хай-стрит, славившийся греческой кухней (видимо, в память о воинской службе, которую Саймон проходил на Кипре), и поход в кино на «Доктора Живаго». О будущем женихе никто ничего толком не знал. Разве что Белинда все пыталась выведать хоть что-нибудь, например, чем торгует компания, принадлежащая родителям Саймона. Сама Ричелдис любопытства не проявляла или, по крайней мере, умело его скрывала. Саймон оказался наследником преуспевающей фирмы «Лонгворт и сыновья», расположенной в лондонском пригороде, известном своими песчаными карьерами. Графство Бедфордшир, кажется. Кроме того, он постоянно приезжал по делам в Сити. Он производил впечатление более солидное, чем его сверстники (они же воздыхатели наших героинь), либо зарабатывающие себе на жизнь мальчиками на побегушках, либо прозябающие младшими клерками, либо оставшиеся вечными студентами.

О Бедфордшире Ричелдис знала лишь то, что поместье Лонгвортов называлось Сэндиленд и где-то там неподалеку находится городок Данстейбл. Еще у Саймона есть брат, которого все называют Божеским наказанием и которому явно не светит стать преемником папаши Лонгворта. Матери у них не было.

Получалось, что о семействе Лонгвортов известно больше, чем о самом Саймоне. Белинда уверяла, что тут что-то не чисто. Люди с серьезными намерениями так не скрытничают. Может, у него с головой не в порядке? Но Ричелдис, привыкшая к эксцентричности своей взбалмошной матери, не видела в этом ничего странного. (К слову говоря, все три девушки так или иначе испытали на себе давление Мадж. Властвовать было для нее так же естественно, как дышать.)

Итак, что же наши голубки? Саймону двадцать пять лет. Он, по словам Линды, вылитая копия Омара Шарифа,[3] хорош необыкновенно. Ричелдис на три года помладше; первое слово, которое приходит в голову, когда ее видишь, — «душечка». Круглолика, русые волосы убраны волос к волоску. Она любила носить повязку на лбу, как Алиса из известной сказки Кэрролла. Как-то Эдвард, которого девушки окрестили «доставалой», сказал, что ей самое место на обложке журнала «Кантри лайф». Хотя Ричелдис никакого отношения к пейзанскому сословию не имела. Она считалась интеллектуалкой, жила с матерью-издательницей в Патни, отец, пока не сгорел в дружеских попойках, писал недурные стихи левого толка. И все же… Ричелдис уродилась ни в мать, ни в отца. Она напоминала нераспустившийся розовый бутон, светской суете чуждый. Саймон же, по словам той же Белинды, казалось, пребывает в поисках приключений себе на голову. С него станется пригласить приличную женщину на ипподром, или того хуже, позволить себе грубость в ее присутствии. Впрочем, в обществе Ричелдис он был кроток аки голубь.

Никого не удивляло, что такой красавчик достался именно Ричелдис. Пока Моника и Белинда постигали прелести «Нескафе» и «Чудо-молока», Саймон разъезжал на своей (!) машине, влюбленно косясь на сидевшую рядом Ричелдис, уверенную, что ей принадлежит весь мир.

Разумеется, она видела, что он любит ее. Это было ясно без слов, только слепой бы не заметил. Будь ее подруги позавистливей, они наверняка бы сказали, что Ричелдис страдает непомерным самомнением: любовь Саймона воспринималась ею как само собой разумеющееся. Но грех гордыни и тщеславия девушке был чужд. Скажи ей кто, что она рождена, чтоб сводить мужчин с ума, она бы решила, что говоривший, должно быть, сам немного не в себе. Она по натуре своей не была охотницей. Расчет, самолюбование, эгоизм — все это к Ричелдис не имело никакого отношения. Просто, увидев Саймона впервые, она почувствовала, что этот человек пришел именно за ней, словно они были знакомы целую вечность.

«Вот и ты». Эти слова пронеслись у нее в голове, когда они впервые увидели друг друга. Обмениваясь пустыми любезностями, приличествующими случаю, Ричелдис думала: «Вот ты какой. Я никогда не признавалась в этом даже себе самой, но я все время ждала, что ты вот-вот придешь. Правда, это случилось чуть раньше, чем я думала. Мне только двадцать два года. Но как же хорошо, что ты пришел!»

Пока Ричелдис тихо радовалась, Саймон в радостном возбуждении прыгал вокруг нее, как расшалившийся щенок. Этот молодой человек сразу стал для нее своим.

Слушая в детстве сказки про принцев и принцесс, которые жили в любви и согласии долго и счастливо и умирали в один день, Ричелдис пришла к выводу, что она и есть принцесса и что все именно так и будет. И гордыня тут, поверьте, была опять же ни при чем. Просто в ней жила непоколебимая уверенность, что ни с поиском избранника, ни с замужеством у нее проблем не будет. Что встретив своего суженого, она его сразу узнает и жить они будут… — правильно! — долго и счастливо. Конечно, ей льстили внимание поклонников, вечерние свидания, приглашения в рестораны, признания в любви, романтические записки, но, по сути дела, они ей были безразличны. Она точно знала, что у нее все будет хорошо.

А потом настал вечер их первой близости.

К чести Линды надо сказать, что она несколько просветила своих подруг насчет интимной стороны жизни. Чего только не наслушались Ричелдис и Моника! Бел знала все про противозачаточные средства, про тесты на беременность, про… Она знала все! Она вдохновенно просвещала подружек о том, что бывают различные стадии петтинга. Ричелдис слушала вполуха. Она не была ни скромницей, ни пуританкой. Вокруг нее крутились разные молодые люди, правда, отношения не выходили за рамки дружеских. Степень ее искушенности приличествовала ее возрасту, ну, может, чуть отставала. Рич могла бегать на свидания, могла даже выкурить сигаретку в компании, чтобы не быть белой вороной. Но ее сердце молчало. Потому что она ждала Его. Который станет для нее самым главным и единственным. С которым