Любовь в эпоху ненависти. Хроника одного чувства, 1929-1939 - [14]

*

Женщинам больше не нужны мужчины. Такова тревожная новость для мужчин в конце двадцатых годов. Они не нужны, чтобы обеспечивать жизнь, — теперь женщины сами могут себя обеспечивать, по крайней мере, в Берлине и других крупных городах они работают в конторах. «С девяти до пяти к ним обращаются „барышня". А после пяти к ним возвращается имя», как пишет Маша Калеко. Для того чтобы попасть из точки А в точку Б, мужчины им тоже не нужны, потому что они сами водят свои машины, позируют на капотах и особенно наслаждаются ветром в пути, когда рядом сидит только маленькая собачка. Для секса мужчины женщинам тоже больше не требуются, потому что они прекрасно реализуют свои желания с подругами (или с собой). Когда же они всё-таки сходятся с мужчиной, то он понимает, что женщина выбрала его точно так же, как и он ее, и она может закончить роман в любой момент, как и он сам. «Спать с ним — да, но без лишней интимности», — как сформулировал Курт Тухольский, знаток современных женщин. Своим любовницам он обычно дает мужские прозвища, то же самое делают Эрих Мария Ремарк и Эрих Кестнер — мужчины пытаются участвовать в игре с половой неоднозначностью, но у них, разумеется, нет шансов. Женщины-денди сидят в барах на Курфюрстендамм в Берлине, они курят, они танцуют, они носят мужские костюмы с галстуком, как Марлен Дитрих, а еще они пишут. Статьи и фельетоны, остроумно и едко, в журналах Uhu, Die Dame, Querschnitt и во всех основных газетах Веймарской республики [15]. Но самое главное — женщины нового поколения пишут книги, в которых мерцает что-то непостижимое, и это не новая мораль и не фантазии, это жажда нового опыта, а мужчина для героинь этих авторок — что-то вроде гарнира. Шарлотта Вольф рассказывает, как она вместе с Дорой Беньямин, первой женой Вальтера Беньямина, ходила в клуб «Verona Diele» в Шёнеберге: «Лесбиянки зачастую приходили в свои заведения в сопровождении мужчин. Но внутри эти мужчины сразу оказывались на заднем плане, сидели за столиками как бедные родственники и только наблюдали за происходящим». Да, сидеть за столиком и наблюдать за происходящим — такова новая роль современного мужчины, и это роль второго плана. То же и в литературе. Новое поколение писательниц создает новое поколение героинь: «Девушка из искусственного шелка» Ирмгард Кейн, «Лирические стенограммы» Маши Калеко, «Люди в отеле» Вики Баум, «Многие и один» Рут Ландсхоф, «Сырное пиво» Габриэлы Тергит. То же самое наблюдается и в фотоателье вокруг Курфюрстендамм, там утверждается новый визуальный язык: женщины, избавленные от похотливого мужского взгляда, например, на черно-белых снимках Марианны Бреслауэр, на фотографиях Аннемари Шварценбах, Фриды Рисе и Лотты Якоби. Или на картинах Лотты Лазерштайн, которая изучала тело своей подруги Трауте Розе, находя всё новые углы зрения и не теряя свежести взгляда. Женщины, описанные и увиденные женщинами. Эстетическая революция, опоры которой — смелость и женственность. Всё лишнее сбрасывается с корабля истории, как Рут Ландсхоф избавляется от ненужной буквы h в написании своего имени Ruth, на обложках ее книг ее имя теперь стройнее — Rut. Иконами нового мышления становятся Марлен Дитрих и Марго Лион, воспевающие живительную силу лесбийской любви в ревю «Что-то носится в воздухе». В нем две женщины вместе покупают нижнее белье и поют: «Когда лучшая подруга с лучшей подругой». Когда лучшая подруга с лучшей подругой, им больше не нужны мужчины.

*

Хорошенькое начало: юная Ли Миллер переходит улицу в Нью-Йорке и чуть не попадает под грузовик, но ловкий мужчина в последний момент вытаскивает ее на тротуар. Его зовут Конде Монтроз Наст, он издатель журнала Vogue и самый влиятельный человек в мире моды. Через несколько недель Ли Миллер становится его любовницей. А через несколько месяцев ее уже можно видеть на обложке Vogue — это работа великого фотографа Эдварда Стайхена. Но она не хочет целыми днями только сниматься. Отец фотографировал ее с момента появления на свет, в основном голой, и он не перестал делать это, когда она стала девочкой и потом женщиной. А сейчас, теплым нью-йоркским летом 1929 года, Ли Миллер больше не желает быть объектом, она хочет стать субъектом, то есть фотографом. Эдвард Стайхен дает ей рекомендательное письмо к знаменитому Ман Рэю в Париже. Спустя два дня она садится на пароход.

Прибыв в Париж на поезде из Гавра, она сразу едет на Монпарнас и звонит в дверь студии Ман Рэя на рю Кампань-Премьер, 31. Но консьержка говорит, что звонить бесполезно, Ман Рэй уехал на всё лето. Удрученная, Ли Миллер берет свои чемоданы и переходит бульвар Распай. Солнце обжигает, и она заходит в маленькое кафе. На первом этаже слишком многолюдно и шумно, она поднимается по узкой лестнице наверх, заказывает кофе и грустно смотрит на летнюю уличную суету. Тут вдруг по лестнице поднимается Ман Рэй собственной персоной и садится за соседний столик. Ли Миллер не верит своим глазам. Он тоже с чемоданами — Ман Рэй явно решил выпить кофе перед отъездом в летний отпуск. Ли Миллер подходит к его столику. «Я ваша новая ученица», — говорит она ему. Он с недоумением смотрит из-под густых бровей на смелую и высокую красавицу, стоящую перед ним. Смотрит на ее губы, будто выведенные тонкой алой кисточкой. Опомнившись, он отвечает: «Нет, это невозможно, я не беру учеников. К тому же я как раз уезжаю на всё лето в Биарриц». У Ли Миллер даже не дрогнули ресницы: «Да, я знаю. Я еду с вами».