Любовь в Буэнос-Айресе - [54]

Подъезд был совершенно безлюден: после девяти вечера привратник запирал двери и уходил до следующего дня. Лифт оказался на последнем этаже, и Лео, испугавшись необходимости ждать его на нижней площадке, поднялся на свой этаж по лестнице. Прежде чем войти в квартиру, проверил, не горит ли в щели под дверью свет. Внутри было темно. Он бесшумно приник ухом к двери. Голосов или шагов сыщиков, которые могли бы в этот момент рыться в его вещах, слышно не было. Он отпер дверь и вошел, не став закрывать ее изнутри на ключ и задвижку: если кто-нибудь стережет его за шторами, в шифоньере или под кроватью, то в случае спешного бегства все эти замки и запоры отняли бы у него драгоценные секунды. Лео шаг за шагом обыскал квартиру и, никого не обнаружив, немного успокоился. Налил себе виски со льдом и собирался уже было выпить, как вдруг подумал, что ночью, может статься, придется принимать снотворное, которое в соединении с алкоголем может оказаться для него смертельным. Выплеснул виски в мойку и смыл его водой, чтобы улетучился запах. К этому моменту ход его мыслей можно было бы вкратце обрисовать так: ему необходимо переубедить Марию Эстер; для этого лучше всего, чтобы она оказалась на месте преступления сразу вслед за тем, как он расправится с избранной им жертвой; действуя с умом, он мог бы обратить подозрения против самой Марии Эстер, если бы удалось засвидетельствовать ее — самой явной соперницы — присутствие при убийстве Гладис Эбе Д'Онофрио; однако при всей логичности этого плана будет трудно воплотить его так, чтобы не угодить в тюрьму на весь остаток жизни.

Лео вдруг обнаружил, что держит в руке свое снотворное — хотя никак не мог вспомнить, чтобы он открывал пузырек и отсчитывал нужное количество таблеток. Он напряг память, и перед его мысленным взором всплыл стакан воды, выпитый им после того, как он выплеснул из него виски и ополоснул. Быть может, он запил им уже принятые таблетки? На всякий случай он решил воздержаться от снотворного. Вместо этого он набрал номер отеля, где обычно останавливалась Гладис, и ему ответили, что та уже несколько дней как покинула столицу. Помедлив, он задал наиболее интересовавший его вопрос: не зарезервировала ли она номер на случай нового своего приезда? Нет. Не хочет ли сеньор оставить для госпожи какие-нибудь сообщения или хотя бы передать, кто о ней осведомлялся? Он назвался Эдуардо Рамиресом и солгал, что хотел предложить госпоже Д'Онофрио персональную выставку в одной из галерей города Росарио. Все это он изобрел на ходу, опасаясь, что его отказ назвать имя и цель своего звонка может вызвать подозрения. Уже положив трубку, он с облегчением вспомнил, как в отделении полиции ему сказали, что они не в состоянии установить источник звонка. К этому моменту ход его мыслей развивался следующим образом: если подстроить так, чтобы Мария Эстер появилась на месте, где якобы должно совершиться преступление (убийство женщины), и, по всей видимости, помешала бы ему — то у нее не оставалось бы уже ни тени сомнения, что он намеревался убить женщину; таким образом. Мария Эстер убедилась бы, что давнее преступление, совершенное им на пустыре, носило аналогичный характер.

Глава XIII

Генерал австро-венгерской армии(в маскарадном костюме). Шампанского?

Марлен Дитрих(вытаскивает непонятно откуда дамский пистолет и направляет его на генерала). Нет, благодарю...

Генерал(который вдруг осознает, что эта девушка разведчица, обнаружившая в его мундштуке секретное сообщение). Должно быть, дом уже окружен полицией?

Марлен Дитрих. Мне жаль, но это так.

Генерал(с искренним сожалением). Какую чудесную ночь мы могли бы провести вместе, не окажись вы разведчицей, а я предателем!..

Марлен Дитрих(так печально и разочарованно). Да, но в этом случае мы бы никогда не повстречались...

(«Фатальность», Парамаунт Пикчерс)

В ночь с 20 на 21 мая 1969 года в голове у Лео сложился план действий, который он тут же принялся осуществлять. Гоня машину на предельной скорости, он еще до рассвета сумел добраться до Плайи Бланки и оставил автомобиль в двадцати метрах от дома Гладис. Без труда преодолев изгородь, он прошел через сад к дальнему концу дома, куда выходило окно ее спальни. Жалюзи на окне были опущены, а само окно лишь слегка приоткрыто и защищено снаружи решеткой. Лео подергал за приоткрытую створку. В ответ раздался легкий шорох: Гладис приподнялась с постели. Лео почти шепотом попросил ее не пугаться — это, мол, он, Лео. Много раз Гладис представлялось, как он вот так появляется возле ее окна... Он попросил ее выйти, чтобы им не разбудить мать. Гладис также не хотелось, чтобы та проснулась, но предпочла впустить его внутрь: близость матери могла бы служить гарантией против возможной вспышки ярости со стороны Лео (у нее в памяти еще были свежи угрозы физической расправы, которые ей пришлось выслушать от него во время одной из их последних встреч в Буэнос-Айресе).

Гладис на цыпочках прокралась к входной двери и позволила Лео войти, после чего приложила к губам палец, показывая, чтобы он не шумел. Лео тихо прошел за нею в спальню, однако после того, как дверь за ними закрылась, сказал, что лучше им будет побеседовать в его автомобиле, который припаркован тут поблизости. Гладис никогда не приходилось заниматься любовью в машине. При мысли об этом она ощутила любопытство и согласилась. Чтобы не шуметь, она решила не переодеваться и идти прямо в ночной рубашке. Поискала шлепанцы, но в темноте никак не могла их нашарить, а зажигать свет было опасно — поэтому пришлось выйти босиком. В прихожей она сняла с вешалки пальто и накинула на себя. В машине Лео извлек свою скандинавскую флягу, в которой намешан был любимый коктейль Гладис — «Плантерс Панч» — смесь рома и фруктового сока. Затем стал говорить, что сожалеет обо всем случившемся. Вскоре Гладис уснула: снотворное, тщательно растворенное Лео в коктейле, подействовало безотказно. Следующий шаг был довольно рискованным — предстояло перенести Гладис на заднее сиденье. Лео осторожно огляделся по сторонам: вокруг никого не было. И все-таки, боясь риска, Лео решил сделать это потом, когда выедет на шоссе, которое в эту пору будет совершенно пустынным.