Любовь - только слово - [178]

— И что вы хотите…

— Господин комиссар, вы, несомненно, прочли этот фантастический бред, который написал Оливер Мансфельд. Вы умны, не так ли? Ваш коллега тоже. Вы меня извините за мои сумасшедшие предположения, но мне кажется, что он не полицейский, а издатель.

Глава 8

Верена Лорд была похожа на покойницу. Она неподвижно лежала на кровати в дорого обставленной спальне. Кожа мертвенно бледная, губы бескровные, глаза закрыты. На ее правом запястье была толстая белая повязка. Голос звучал слабо, немощно, она едва слышно произносила слова.

— Вы читали рукопись?

Лазарус посмотрел на Гарденберга. Тот кивнул.

— Да, — сказал Лазарус.

— Тогда вы все знаете, — прошептала женщина.

— Пока еще не все, — сказал Гарденберг. — Поэтому мы и приехали к вам. Начиная наш разговор, я хотел бы предупредить вас, что вы можете не отвечать на мои вопросы. Вы можете отказаться давать показания.

— Спрашивайте.

— Это правда, что написано в рукописи Оливера Мансфельда?

— Только отчасти.

Лазарус, который уже немного отдохнул, взял с ночного столика флакончик духов, поднял и вновь поставил на место, шепча себе под нос: «Диориссимо».

— Да, это правда.

— Что правда? — спросил Гарденберг.

— Все, что Оливер написал в книге о нас двоих. Мой муж тоже об этом знает.

— А все остальное?

— Что вы имеете в виду?

— Ну, например, фотографии книжных страниц с проколотыми буквами, которые лежат в вашем сейфе.

Голос Верены стал еще слабее.

— В моем сейфе нет никаких фотографий.

— Вы убрали их оттуда?

— Их никогда там не было.

— Госпожа Лорд, зачем вы лжете?

— Я… не… лгу.

— Вы любили Оливера Мансфельда?

— Нет.

— Но он пишет, что любили.

— Это ему так казалось. Он написал то, о чем мечтал. Например, эта история с книжными страницами. Ему очень хотелось иметь хоть что-то, чем он мог бы шантажировать моего мужа.

— Но у него ничего подобного не было?

— Нет.

— Он выдумал эту историю?

— Да. Можете открыть мой сейф. Можете обыскать дом и виллу во Франкфурте. Ищите где хотите. Вы ничего не найдете из того, что могло бы скомпрометировать моего мужа.

— Вы все уничтожили.

— Ну, это вы так говорите!

— Госпожа Лорд, — спросил Лазарус, — почему вы пытались покончить с собой?

— Это уже моя вторая попытка. У меня склонность к истерии и депрессиям. В припадке душевного смятения я вскрыла себе вены.

Комиссар с легкой иронией в голосе произнес, но не слишком решительно:

— Не слишком-то вы решительны.

— Что вы этим хотите сказать?

— Ну, вы же не истекли кровью.

Верена открыла глаза и смерила Гарденберга презрительным взглядом.

— А что вы знаете?

— Ничего, — ответил тот. — Но хотел бы кое-что узнать.

— Вам никогда этого не понять.

— Может быть, пойму.

— Никогда! И вы, господин Лазарус, тоже.

Комиссар встал, подошел к окну и посмотрел на падающий в причудливой пляске снег за окном. Стоя спиной к Верене, он спросил:

— Когда вы в последний раз видели Оливера Мансфельда, мадам?

— Перед его отъездом на рождественские каникулы…

— Это неправда, — комиссар лгал. — У меня есть свидетель, и он говорит, что седьмого января вечером Оливер разговаривал с вами по телефону и договорился о встрече, кроме того, в рукописи он упоминает, что в тот день, после своего возвращения из Люксембурга, он хотел встретиться с вами в старой башне рядом со школой.

— Это же роман, не так ли? С каких пор полиция расследует дела, опираясь на содержание романа.

— Это не роман, — сказал Лазарус.

— А что?

— Это фактический материал.

— Не смешите меня!

— Почему тогда вы плачете, если я говорю смешные вещи?

— Я не плачу, — сказала Верена и левой рукой, которая была здоровой, вытерла слезы. Ее вдруг сильно затрясло. Лазарус испугался и закричал.

— Господин комиссар!

Гарденберг медленно повернулся.

— Посмотрите…

— Истерика, — сказал комиссар, сознательно придав суровые нотки голосу. — Мадам нам только что наглядно продемонстрировала, что она склонна к истерии. Не переживайте, господин Лазарус. — Он подошел к кровати и поднял лицо плачущей женщины. — Вы лгунья и предательница.

— Что вы себе позволяете. Я буду… — Верена не смогла договорить до конца.

Дверь открылась. Манфред Лорд вошел в спальню.

— Я не помешаю? — спросил он, улыбаясь.

— Помешаете, — сказал Гарденберг.

— Мне чрезвычайно неловко, господин комиссар, извините, господин старший комиссар, но у вас нет ордера на обыск. У вас нет никаких официальных документов, на основании которых вы имели бы право нас допрашивать.

— Все это можно решить по радио в течение получаса.

— Но пока у вас нет никакого права на это. Вы допрашиваете сейчас крайне ослабленную нервную женщину. И, как я вижу — не плачь, любимая, — довольно бесцеремонно. У меня есть друзья в руководстве франкфуртской полиции. Я бы рекомендовал вам быть поосмотрительнее. Успокойся, сердце мое, успокойся.

— Господин Лорд, речь идет о смерти человека.

— Да, господин Гарденберг. Любовника моей жены Оливера Мансфельда. Я весьма сожалею.

— Вы сожалеете?

— Да, он был так молод. Я прошу вас, господин комиссар! У вас что, совсем нет сердца?

Верена застонала и отвернулась.

Лазарус сунул таблетку в рот.

Манфред Лорд, улыбаясь, ходил взад и вперед по комнате.

— Мне кажется, я могу ответить на все вопросы, которые вы можете задать. Моя жена потрясена смертью Оливера, не так ли, дорогая?