Любовь рождается зимой - [21]

Мы с Брайаном можем однажды расстаться, но это не будет настоящим расставанием – нельзя отменить то, что уже произошло. В худшем случае нас ждет неопределенность будущего. Хотя в душе я сохраню копию Брайана. Но разве будущее бывает определенным? Судьба теперь – не больше, чем удел генетики. Но интересно, сколь многие важные события моей жизни на первый взгляд явились следствием случайностей. Свобода – самый увлекательный из жизненных ужасов:

Как-то я решила зайти в книжный без видимой причины. Там я встретила Брайана.

Иногда я гадаю, о чем бы я думала все то время, которое я думала о нем, если бы я не встретила Брайана. Может быть, моя голова была бы пуста? Было бы это похоже на сон? Или же другие мысли заняли бы место мыслей о нем? Где же эти мысли сейчас и о чем бы они были?

Я начала думать о подобных вещах с тех пор, как занялась редактированием неопубликованных записей доктора Феликсона. Через пару дней после того, как я перевернула последнюю страницу «Молчания после детства», я решила ему позвонить. Женщина, снимавшая его старую операционную, сообщила мне, что он умер.

У меня было сорок страниц вопросов.

К удивлению Брайана, некоторые дневники доктора Феликсона оказались у Дженнифер. Я обнаружила это, позвонив во Флориду. Мне хотелось побольше узнать о его жизни. На заднем плане кто-то пел. Дженнифер захихикала и спросила, слышу ли я пение. Я объяснила, какое значение для моей жизни имела книга доктора Феликсона. Она захотела узнать, где Брайан. Он был рядом со мной. Она попросила его к телефону. Потом она рассказала сыну, что у них с доктором Феликсоном был недолгий роман за несколько лет до размолвки с Аланом. После этого романа их брак так никогда и не стал прежним. Брайан был настолько поражен, что бросил трубку. Дженнифер немедленно перезвонила и заверила, что не стала бы его огорчать, но не могла по-другому объяснить, почему у нее были только некоторые дневники доктора. В своем завещании доктор Феликсон оставил ей свои дневники периода их близости.

Дженнифер переслала мне эти дневники из Флориды быстрой почтой, что было одновременно любезным и очень смелым жестом. По ее словам, та небольшая часть, написанная о ней, была лишь малой долей по сравнению с его заметками о пациентах и ежедневных размышлениях на общие темы.

«Он пишет о самых обыденных вещах – облаках, например», – сказала она.

Ей очень хотелось, чтобы дневники попали в руки врача. Я была чрезвычайно польщена.

Когда дневники были доставлены, я написала Дженнифер, чтобы узнать, любила ли она доктора Феликсона и почему их роман не продлился и пары недель. Она ответила почти немедленно. Бликс Феликсон был единственным мужчиной в ее жизни, который умел любить безоговорочно, не нуждаясь в том, чтобы быть любимым в ответ. Ее смущало, что его никогда ничего не огорчало.

Или же его огорчало все. Но я не стала говорить это вслух. Я выучила свой урок.

23 декабря, 1977

Для ребенка любая мера дискомфорта уравновешивается, будем надеяться, физическим и эмоциональным контактом с родителем или опекуном. Может ли быть в таком случае, что в тишине и смятении нашего преждевременно переживаемого расставания с детством ощущение дискомфорта ведет нас к тому же инстинкту поиска утешения по образу ребенка? Эмоционального утешения, полученного в объятьях другого человека? В таком случае может ли так статься, что мы проводим бо́льшую часть своей сознательной жизни в поисках утешения от незнакомцев?

Страхи взрослого человека раздуты до такой степени, что уже несопоставимы по размеру со своей причиной.

Ожидания партнеров в отношениях завышены, а потому разочарование, одиночество и зачастую боль становятся неизбежными спутниками в союзе, который должен был стать универсальным ответом (эмоциональной панацеей) на все наши страхи. Те из нас, кто ощущает эмоциональную пустоту при продолжительном одиночестве, относятся к браку как бедняк – к выигрышу в лотерее.

Войны – лишь внешнее проявление наших внутренних баталий. Люди должны отучиться винить друг друга в своих страхах, разочарованиях и боли. Возможно, мы научимся видеть близких в качестве попутчиков, а не спасителей, попутчиков на обратном пути в детство. Но нам ничего там не найти. Нам останется лишь распуститься, как клубку ниток. А до тех пор – следует снизить требования к близким (и самим себе!), чтобы «любить» глубже и человечнее.

Уже сгустились сумерки. Я слышу стук дождя по окну, но не вижу его. Мимо проезжает машина. Мне интересно, кто в ней.

Иногда я пытаюсь представить свою жизнь, если бы я был женат. Возможно, в доме бы пахло тортом. Я думаю про отца и мать. Вспоминаю, как запускал модели аэропланов с холма в Скансене. Поездку под ярким полуденным солнцем в офис отца в Стокгольме. Я вспоминаю лицо отца. Лицо матери. Если бы я только мог с ними поговорить сейчас. Это был бы совсем другой разговор. Я бы их простил.

Доктор Феликсон умер в одиночестве, и его тело обнаружили лишь спустя пару дней. Местная газета «Саутгемптон пресс» напечатала сообщение о смерти доктора, достаточно известного в нескольких областях, ушедшего из жизни по неизвестной причине в своем коттедже в Шиннекок-Хиллз и обнаруженного косильщиками травы, которые и вызвали местную полицию, увидев лежавшего без сознания старика через открытое окно.