Любовь принцессы - [17]

Вошел лакей и негромко объявил, что кушать подано.

Диана провела Джеймса через комнату с большим роялем, уставленным фотографиями в серебряных рамках, в столовую. Слегка склонив голову набок, в священном трепете он рассматривал шедевры, украшавшие стены. Ему понравились большие батальные сцены, а неистовые, яркие полотна Тернера могли соперничать с Галереей Тейт.

Когда Диана усадила его за круглый стол, за которым могло бы разместиться двенадцать персон, он отметил про себя изысканную простоту сервировки: тусклый блеск серебряных подсвечников, отражающихся в полированной поверхности стола, сияние хрустальных бокалов, жестко накрахмаленные салфетки и запах его любимых лилий, стоявших в высокой вазе на буфете.

Диана сказала, что больше не будет пить, разве что воду, потому что у нее и так уже слегка кружится голова, а он пусть выпьет вина. Она отпустила прислугу и сама подавала ему с жаровни, стоявшей рядом на буфете. Она с нескрываемым удовольствием накладывала ему на тарелку тончайшие ломтики превосходного ростбифа, молодую картошку и морковь и, ставя блюдо перед ним, нежно погладила по плечу.

Джеймс ел и пил с видимым удовольствием. Он умел оценить хорошую пищу и вино, не ограничивая себя диетическими соображениями. И он не стыдился есть много и с аппетитом. Ему не приходило в голову подсчитывать калории — эта новомодная проблема, символ чуждой ему эпохи, не могла помешать ему любить мясо, картофель и овощи. Салаты он признавал, только если они были обильно заправлены майонезом, а яблочный пудинг заливал кремом и съедал сразу две порции. Ему ничего не стоило осушить бутылку хорошего кларета, а через некоторое время, после нескольких рюмок портвейна, он мог всерьез приняться за виски.

Диана, терзаемая страхом перед пищей, с которой у нее были слишком сложные отношения, поражалась его способности самозабвенно предаваться еде и питью и наслаждаться жизнью. Ее восхищало, как он, не опасаясь последствий, с аппетитом ел и, встав из-за стола сытый и довольный, вскоре за кофе без зазрения совести отправлял в рот несколько кусочков шоколада.

Быть может, хотя она даже не отдавала себе в этом отчета, ее восхищала в нем больше всего его нормальность, его свободное от призрачных наваждений жизнелюбие, его душевное здоровье. Ему не приходилось, как Диане, постоянно стыдливо думать о том, сколько, чего и когда съесть. Он вспоминал о пище, только когда естественное чувство голода заставляло его взглянуть на часы, чтобы узнать, долго ли ждать, скажем, ленча.

Диана получала какое-то странное удовольствие, отрезая ему большой кусок яблочного пирога, а себе уделяя крошечный ломтик, и испытывала облегчение, когда он щедро поливал свою порцию кремом, потому что это означало, что на ее долю останется немного. Как будто если кто-то уничтожал обильные порции, то тем самым избавлял ее от этой обязанности. Он словно принимал на себя запретные калории, а она оставалась невинной и свободной.

Разумеется, Джеймс ничего не подозревал о том, зловещем смысле, которые приобрела для нее всякая еда. Он мог заметить, что она мало ест, однако этим она не отличалась от большинства женщин. Ведь, в конце концов, за такую великолепную фигуру приходится расплачиваться. И к тому же ему не нравилось, когда женщины распускаются, не следят за собой. Это глупость и безрассудство.

Он и не догадывался, какого напряжения воли требует от нее сохранение невозмутимого вида. Он был очарован ее лицом и красотой. Она была восхитительна, неотразима. Сегодня никакие горести не омрачали ее чела. Диана была обворожительна и по-женски притягательна.

А Диана упивалась эффектом, который она произвела на Джеймса, и посылала ему многозначительные, манящие взгляды из-под ресниц и, словно задумываясь над его словами, откидывала голову, мягко, чувственно поглаживая обнаженную изящную шею. Джеймс глядел, завороженный ее царственным величием и доступностью.

Под действием паров кларета ему показалось, что все вокруг залито призрачным светом. И если он не всегда мог понять смысл ее слов, то ясно чувствовал мощное притяжение, с неземной силой сближающее их. Уверенный в своей привлекательности в ее глазах, он смотрел на нее прямо и неотрывно, улыбаясь той открытой, беззаботной улыбкой, которая, как он знал, ей очень нравилась.

Но рассудок не дремал и бил тревогу. Он знал, что она желает близости с ним, что она поощряет его, но как он может приблизиться к ней? Как ему преодолеть последний шаг? Переход от нежной дружбы к любовным отношениям труден в любых обстоятельствах, а тут перед ним была Диана! Замужняя женщина! Диана — принцесса Уэльская!

Он спустился на землю. «Не будь смешным, — звучал в нем голос разума, — ишь, размечтался, глупец! Кто ты и кто Диана! Остынь! Забудь! Об этом не может быть и речи. Вы друзья — вот и все: хорошие, нежные, верные друзья! Вот суть и единственно допустимая форма ваших отношений». Отчетливо осознав это, он почувствовал некоторое облегчение. Быть может, и некоторое разочарование, но в первую очередь бесспорно — облегчение.

Диана повела его назад в гостиную выпить чашку кофе. Джеймс расположился в углу дивана, поближе к камину, и наблюдал, как Диана, сидевшая напротив, разливает кофе. Когда она протянула ему чашку, их пальцы на какой-то миг переплелись, и сладостный трепет, как удар током, пронзил его. А Диана, взволнованная произведенным эффектом, испытывала волнение и гордость.