Любовь приходит в черном - [80]

На пороге стоял Ян.

— Что? Как?! — проговорила она.

— Позаимствовал дубликат у покойного Толстяка. Извини, я не мог ждать тебя на улице.

Марина прошла мимо него в спальню, обмирая. Но удара не последовало, а Мисска выглянула из кухни, обтерлась пушистой щекой об ноги и отправилась обратно — доедать.

— Привет, — наконец удалось выдавить из себя.

Из-за того, что Ян ее встретил, собственное жилище казалось чужим, и Марина неловко топталась, снимая пальто, Ян принял его и повесил, сбрасывая обувь… Он все время был очень близко, и от него пахло незнакомо — будто кедровым или машинным маслом. И порохом.

— Привет. — Ян внезапно обнял Марину, прижал к груди и держал так, не давая вдохнуть.

Она стояла с тапкой в левой руке, чувствуя себя дурочкой, и не могла разобраться: приятен внезапный порыв или все-таки не очень? Скорее, приятен — тело стало мягким, податливым, теплым, хотелось покрепче обнять Яна и поцеловать… с другой стороны — разные мысли лезли в голову, не давая расслабиться. Марина отстранилась.

— Давай кофе выпьем. Ночь уже на дворе, я спать хочу.

— Ты не голодная? Я по дороге взял пирожных.

Марина улыбнулась: насколько же мужчины верят в распространенный миф о любви девушек к сладкому. Голодная женщина не хочет пирожное. Голодная женщина хочет бутерброд с колбасой, кусок мяса, жареную картошку; гречку, сыр, рыбу, хотдог, борщ — но не пирожное. Нет, конечно, иногда за сладкое человек готов убить, но не постоянно же им питаться.

— Спасибо, — поблагодарила она. — Но сначала сварю кофе.

Ян поплелся следом, какой-то пристыженный, и Марина наконец-то почувствовала себя хозяйкой положения. Она поставила чайник, достала молотый кофе. Уселась за столом напротив Яна.

— Рассказывай, — предложила Марина.

Он уставился на сцепленные пальцы. Несколько минут прошли в тяжелом молчании.

— Помнишь, я тебе говорил, что не так давно работаю на Главного? По сравнению с остальными, конечно. Всего два года. — Он снова замолчал.

Марина, убедившись, что пока ей ничего не угрожает, подошла к окну и помахала рукой — сигналить, что все в порядке, включая и выключая свет, было рано, а дать девочкам знать, что жива и здорова, — в самый раз. Заварила кофе, поставила чашку перед Яном.

Бессонная ночь перешла в ту стадию, когда все кажется предельно ясным, а каждое слово звучит откровением. Спать уже вроде не хочется, а хочется разговаривать, и диалоги особенно надрывны и особенно правдивы. Ян тоже это почувствовал. Он отхлебнул кофе, кивнул и продолжил:

— Марин. Я не говорил и не сказал бы. Но я тебя люблю. Впервые в жизни, наверное. Поэтому я тебя спас… и поэтому… Ладно. По порядку.

Она не перебивала. Вообще на признание надо как-то отреагировать, но Марина слишком устала, и у нее настало, если можно так выразиться, своеобразное последейственное похмелье, когда весь день бегала как заведенная, а теперь наблюдаешь со стороны за все еще суетящейся собой. И голова побаливает. Поэтому она молчала. А Яну, похоже, только того и надо было.

— В общем, я заметил, что Главный темнит. Мы вроде как защищали людей от ренегатов, ловцов душ, — но люди, которых ренегаты «выпили», не умирали. Точнее, не все умирали, где-то половина. Исчезали иногда — да. Вот ты боялась за Оливию, а знаешь сколько таких историй? Непонятно откуда взявшийся объект страсти, бурная любовь к нему, расследование обязательно показывает, что живет этот объект неправдоподобно долго. Влюбленный в него чахнет пытается покончить с собой, страдает депрессией… все так. Но потом он оживает. И исчезает — уже полный сил. Предполагалось, что исчезает не по доброй воле, но теперь я так не думаю.

— Оливию похитили, — вставила Марина.

— Оливия ушла по доброй воле. Они называют место, куда уходят люди, Эдем, но это — не про загробную жизнь, а про что, я так и не докопался. Понимаешь, Марина, мне стало казаться, что ловцы душ не так плохи, как их малюет Главный. Тем более с той стороны не было жертв… а самих ренегатов убивали. Как хотели убить твоего Артура. Ты его любишь?

Вопрос застал Марину врасплох. Она задумалась: да, когда-то сходила по Артуру с ума. Но любит ли до сих пор? Да, рисковала ради него жизнью, но скорее из принципа — невозможно стоять в стороне, когда твоего близкого убивают, пусть ты больше с ним и не связана. Однако жива ли любовь? Вот — Ян. Он помог, он спас Марину и сейчас, такой знакомый, такой несчастный, сидит у нее на кухне, внезапно слабый и беззащитный. Артур же…

— Не знаю, — ответила она, — не могу еще разделить любовь и наваждение.

Ян кивнул, как будто и не ожидал другого ответа.

— Да, наваждение. Артур заставил тебя полюбить его, ренегаты это умеют. Но, насколько я могу судить, это — единственное их преступление. Лучше расспросить Артура. Где он?

— Скрывается. — Марина не дала застать себя врасплох. — А вот скажи-ка мне лучше, куда делся Толстяк? Как он мог погибнуть в перестрелке, если у Артура не было пистолета?

— Не всегда нужен пистолет. Им оружие без надобности. Артуру, видимо, тоже. Он потому и ослаб, потому и надорвался, что забрал силы Толстяка. Не использовал себе во благо, а будто в землю слил. Толстяк просто кончился, и туда ему и дорога. Он же тебя запугивал, чтобы ты не сбилась с пути истинного. Потому сюда и приходил.