Любовь поры кровавых дождей - [32]
Потом она как-то незаметно перевела разговор на себя (разве женщина может иначе?). «Я не всегда была кукольницей, прежде я работала в лучшем театре Ленинграда, в Александринке, и была известной драматической актрисой», — проговорила она как бы между прочим. При этом в голосе ее прозвучали горделивые нотки.
При упоминании об Александринском театре я насторожился.
Сердцем почувствовал: сейчас мы заговорим о чем-то важном.
Разом очнувшись от своих мыслей, я окинул внимательным взглядом собеседницу. Она сидела, прислонясь спиной к стене землянки, заложив ногу на ногу, и курила с подчеркнутым наслаждением. Мне показалось, что она просто красуется передо мной. А ко мне подступало волнение. Будто невзначай я спросил:
— В какие годы вы работали в этом театре?
— А почему вас это интересует? — с коварной улыбкой спросила она.
— Интересует, — не сдавался я.
— Все вы такие странные, мужчины — больше всего вас занимает возраст женщины. Можно подумать, это главное. Хотите, я скажу, какой вопрос вы зададите мне сейчас? Сейчас вы спросите, сколько лет было мне, когда я поступила в этот театр. Потом вы сопоставите обе цифры, что, конечно, нетрудно сделать, в этих пределах складывать и вычитать все умеют, и цель ваша будет достигнута. Господи, какие однообразные, какие неинтересные пошли нынче мужчины, просто ужас!..
— Там работала одна моя знакомая, — несмело проговорил я.
— А-а, — протянула она и выдохнула густую струю дыма.
Теперь она рассердилась, что меня интересует не ее персона, а кто-то другой, и жаждала отомстить.
— Когда она работала? — холодно спросила Василиса. При этом она уставилась на меня в упор так, точно впервые видела.
«Вот шельма, — подумал я, — в один миг превратила меня в обвиняемого, а сама стала в позу следователя».
— До войны, — как можно более равнодушно ответил я.
— Пушкин тоже до войны был, — пошутила Василиса.
— Во всяком случае, в тысяча девятьсот тридцать девятом году она состояла в труппе…
— Ее имя и фамилия? — властно спросила она. Молчать не имело смысла, и я сказал:
— Лида Каверина.
Она метнула молниеносный взгляд. Но сказать ничего не сказала. Несколько минут мы оба молчали.
— Лида Каверина? — спросила она отсутствующим тоном человека, ушедшего в свои мысли.
— Да.
— Нет, такой там не было.
— Как не было? Я даже видел ее на сцене! — взбунтовался я.
— И, вероятно, не только на сцене?
— Она играла в «Платоне Кречете», ее очень хвалили…
— А-а-а, — протянула моя собеседница.
— Ну, вспомнили? — с нетерпением спросил я. — Нет, — отрезала она.
— Видимо, вы сами не входили в труппу этого театра.
— То есть как это? — вскинулась она. — Вы считаете, что я…
— В те годы, — смягчил я свое обвинение.
— А-а… Которые же это были годы?
— Тысяча девятьсот тридцать девятый и тысяча девятьсот сороковой.
— Какая из себя была эта ваша Каверина?
— Высокая, стройная блондинка с зелеными глазами.
— Как, говорите, ее звали? — глухо спросила Василиса.
Она застыла, замерла. Глаза ее устремились куда-то вдаль, поверх меня. Наконец, после долгого молчания, она заговорила, словно милостыню подавала:
— Я вспомнила… да, была такая, но вспомнила не как актрису — актриса она была очень слабая! — а как красивую женщину… Внешность у нее была крайне соблазнительная, всех с ума сводила… наверное, и вас?
— Насколько я знаю, она была хорошей актрисой и хорошим человеком, — с сердцем возразил я. В моем голосе помимо воли прозвучала обида.
— Простите, но этому не вам меня учить. Дальше статистки она не пошла.
— Как это статистки, она играла в «Бесприданнице»!
— Играла, когда первая исполнительница бывала больна. Должна сказать, ей приходилось нелегко. Вам не следует обижаться на правду.
Я поднялся, чтобы не сказать ничего резкого. В эти минуты я испытывал к Василисе неодолимую неприязнь. Она поняла, что я собрался уходить, протянула мне руку на прощанье и проговорила каким-то иным, изменившимся голосом:
— Если вы увидите Лиду, скажите ей, что я ее помню.
С этими словами она тоже встала и повернулась, чтобы войти в землянку.
— Охотно, но… но я не знаю вас… о вас… — У меня стал заплетаться язык.
— Ирина Германовна Клюева, заслуженная артистка РСФСР.
— Скажите, как найти Лиду, дорогая Ирина Германовна! — неожиданно для самого себя взмолился я.
Она остановилась. Обернулась. Уставилась на меня. Потом провела пальцами по брови, точно вспоминая что-то, и одним духом проговорила:
— На Карельском участке фронта в Седьмой армии, в полевом госпитале главным хирургом работает ее муж — Анатолий Аркадьевич Балашов. Спросите его, он вам скажет все.
Меня словно стукнули чем-то тяжелым по затылку.
«Муж Лиды?! Но когда же она вышла замуж? Почему я ничего не знаю?!»
Я одним прыжком догнал Ирину Германовну, схватил ее за руку, повернул к себе.
— Что вы говорите, какой муж, у нее не было мужа!
— Какой муж? — отчеканивая слова, переспросила она и так же ответила: — Муж, которого она отняла у меня. — Клюева по-военному резко повернулась на каблуках и ушла, не прибавив ни слова.
Я стоял окаменев. Лицо мое горело. В сознании всплывали какие-то обрывки мыслей.
Я видел, как группа артистов вышла из землянки, к ним присоединилась Клюева, как потом комиссар вел их к лесу; я смотрел на лес, черной каймой замыкавший белый простор, и ни о чем не думал.
Михаил Григорьевич Зайцев был призван в действующую армию девятнадцатилетним юношей и зачислен в 9-ю бригаду 4-го воздушно-десантного корпуса. В феврале 1942 года корпус десантировался в глубокий тыл крупной вражеской группировки, действовавшей на Смоленщине. Пять месяцев сражались десантники во вражеском тылу, затем с тяжелыми боями прорвались на Большую землю. Этим событиям и посвятил автор свои взволнованные воспоминания.
Вадим Германович Рихтер родился в 1924 году в Костроме. Трудовую деятельность начал в 1941 году в Ярэнерго, электриком. К началу войны Вадиму было всего 17 лет и он, как большинство молодежи тех лет рвался воевать и особенно хотел попасть в ряды партизан. Летом 1942 года его мечта осуществилась. Его вызвали в военкомат и направили на обучение в группе подготовки радистов. После обучения всех направили в Москву, в «Отдельную бригаду особого назначения». «Бригада эта была необычной - написал позднее в своей книге Вадим Германович, - в этой бригаде формировались десантные группы для засылки в тыл противника.
Роман Алексея Федорова (1901–1989) «Подпольный ОБКОМ действует» рассказывает о партизанском движении на Черниговщине в годы Великой Отечественной войны.
Два одиноких старика — профессор-историк и университетский сторож — пережили зиму 1941-го в обстреливаемой, прифронтовой Москве. Настала весна… чтобы жить дальше, им надо на 42-й километр Казанской железной дороги, на дачу — сажать картошку.
Двенадцати годам фашизма в Германии посвящены тысячи книг. Есть книги о беспримерных героях и чудовищных негодяях, литература воскресила образы убийц и убитых, отважных подпольщиков и трусливых, слепых обывателей. «Звучащий след» Вальтера Горриша — повесть о нравственном прозрении человека. Лев Гинзбург.
Книга «Отель „Парк“», вышедшая в Югославии в 1958 году, повествует о героическом подвиге представителя югославской молодежи, самоотверженно боровшейся против немецких оккупантов за свободу своего народа.