Любовь поры кровавых дождей - [34]

Срочно сооружались танцплощадки, создавались джазы, эстрадные оркестры. Фокстроты, вальсы и танго овладели молодежью. Самыми популярными людьми в Тбилиси стали учителя танцев. Лазарю Казайшвили и Диме Вачнадзе на улице проходу не было. Помню, какую радость приносили маленькие ящики, обитые красным и синим дерматином, — патефоны. Летними вечерами из каждого окна, с каждого балкона лились звуки патефона, и ритм румбы настраивал на танцевальный лад.

Едва свечерело, мы отправились на турбазу.

В те времена у каждого из нас кроме пары потертых штанов и сорочки с короткими рукавами, так называемой «гондолки», других нарядов не имелось.

Но это отнюдь не огорчало и не печалило нас. Бедность тогда никому не была в диковинку, никто не гонялся за тряпками, об этом просто не думали. А уж мы, студенты, полные радужных надежд и радостных устремлений, вовсе не тужили о таких вещах.

Не знаю, есть ли на свете что-либо прекраснее летней ночи, усыпанного звездами неба и неповторимого воздуха Черноморского побережья. Такая ночь, словно кашемировая шаль, нежно обволакивает тебя и наполняет умиротворением, блаженством…

Был именно такой вечер, когда мы пришли на ярко освещенную танцевальную площадку.

Стоявшая на вершине холма турбаза глядела со своей высоты на маленький залив Черного моря, образуемый Зеленым Мысом.

Такой ночью и музыка становится волшебной, еще глубже проникает в душу. Звуки модной в те годы «Рио-Риты» полились над склоном, когда мы поднимались по длинной лестнице.

С танцплощадки виднелось освещенное луной море. Оно спокойно дремало. Золотисто-желтые блики луны сверкали на его глади, сказочной тропинкой протянулись куда-то к самому горизонту.

Магнолии зеленым кольцом окружали площадку. Свежеполитые цветы источали пьянящий аромат.

Народу собралось уйма, на расставленных вокруг площадки скамьях не было ни одного свободного местечка. Но сама площадка была пуста — нужна была какая-нибудь смелая пара, которая бы открыла танцы.

Мы облюбовали укромный уголок и расположились там.

В это время в кругу света появилась группа стройных молодых женщин и мужчин в модных костюмах. Держались они непринужденно, свободно, оживленно смеялись и переговаривались.

На площадке началось легкое смятение, все стали перешептываться, спрашивая друг друга, кто это такие, но никто ничего о них не знал.

Всех охватила какая-то робость. Никто не осмеливался начать танцевать.

Спустя еще несколько минут стало известно, что это пришли ленинградские артисты, которые отдыхают здесь после гастролей в Тбилиси. Все оживились, по площадке закружились пары.

Гости танцевали увлеченно, изящно. Звонкий смех женщин усиливал веселье, и мы постепенно заразились общим настроением.

Освоившись с обстановкой, наши ребята стали повнимательней рассматривать гостей.

Внезапно меня будто ослепило лицо белокурой ленинградки. Казалось, я неожиданно нашел то, что давно утерял и неустанно искал все время. Лицо это было такое неотразимо красивое, что я забыл обо всем на свете, мне хотелось лишь смотреть и смотреть на него.

Все, что случилось потом, происходило в каком-то тумане.

Когда заиграли фокстрот, я поднялся и, пронизанный внутренней дрожью, решительно направился к незнакомке, сам не отдавая отчета в том, что делаю. Я боялся лишь одного: чтобы меня никто не опередил.

Когда я подошел к ней, она разговаривала с подругой, но безошибочным женским инстинктом почувствовала приближение незнакомого человека, изящным взмахом головы откинула на плечи локоны и искоса снизу вверх глянула на меня.

Вероятно, я был страшно смешон — растерянный, с пылающим лицом.

Я поклонился ей и несмело пригласил на танец. Она поднялась не сразу. Сперва устремила навстречу огромные сверкающие глаза, обрамленные густыми ресницами, и спокойно, не спеша осмотрела меня с ног до головы. На мгновение, показавшееся мне вечностью, взгляды наши встретились.

Меня охватил страх. Я подумал, что сейчас, верно, она с насмешкой откажет, и мне стало нестерпимо стыдно. У меня было такое чувство, что все смотрят на нас, Я предпочел бы, чтобы земля разверзлась и поглотила меня…

Но случилось чудо!

Когда я уже готов был попросить прощения и, посрамленный, вернуться на свое место, она вдруг благосклонно улыбнулась, слегка склонила голову в знак согласия, медленно поднялась, оправила платье, положила мне на плечо руку и звучно, приятным голосом произнесла:

— Пожалуйста!

Никогда еще не танцевал я так скованно, так неуклюже, как тогда. Я то и дело сбивался с ритма, наталкивался на другие пары, двигался неверно, как пьяный. От этого мне становилось стыдно, и я терялся еще более.

Когда мы вышли на середину круга, она откинула назад голову, поглядела на меня своими лучистыми глазами и участливо, мягко спросила:

— Почему вы так напряжены? Танцуйте спокойно, свободно. — И, помолчав секунду, добавила: — Может быть, я для вас плохая партнерша?

— О-о, что вы! — воскликнул я с жаром и хотел сказать что-то еще, но не сумел: мне что-то сдавило глотку. Я чувствовал, как на виске моем пульсирует жилка. Такого со мной еще не бывало.

Танец кончился, и я, проводив свою даму на место, поблагодарил ее. Она в ответ чуть сжала мою руку и еще раз озарила улыбкой.