Любовь поры кровавых дождей - [156]

Он показался мне сильно изменившимся. И без того не густые его волосы поредели еще больше, и теперь его можно было назвать лысоватым.

Я ожидал увидеть его радостным после такой блестящей победы, но он выглядел грустным и озабоченным. Я отнес это за счет усталости и попытался его развеселить. Однако у меня ничего не вышло. Он задал мне один-единственный вопрос: знал ли я о том, что его батарея находится по соседству? Тут я хлопнул себя ладонью по лбу: ну конечно, я должен был сразу догадаться, что так стрелять умеет лишь капитан Колосков! Он ничего на это не ответил и только слегка улыбнулся.

Мы вышли из землянки и по узкому проходу, прорытому между орудиями, устроили нечто вроде прогулки: ров был таким узким, что то ему, то мне приходилось идти впереди. Капитан по-прежнему казался чем-то глубоко озабоченным. Как выяснилось, он все еще командовал дивизионом, но, поскольку на передовую батарею был назначен только что переведенный из тыла совсем неопытный старший лейтенант, он побоялся, что новичок не сумеет отразить атаки противника, и, узнав от разведки о предполагаемом танковом наступлении, поспешил на место боя. Те четыре человека, которых мы видели бегущими к передовой, и были Колосков и его спутники.

Вскоре узнал я и о причине подавленного настроения моего друга. Оказывается, в то время как соседняя батарея под его руководством отражала танковый натиск, другая батарея колосковского дивизиона, расположенная в пяти километрах от нас, была почти целиком разгромлена вражескими танками, которые вторглись в расположение наших войск почти на два километра.

Теперь было ясно, что на обороняемом нами участке атака врага была предпринята для отвода глаз, а главный удар был направлен как раз туда, где и была разгромлена батарея колосковского дивизиона. Я по своему опыту знал, как тяжело пережить командиру такую нелепую гибель целого подразделения.

Капитан с минуты на минуту должен был вернуться на командный пункт своего дивизиона и медлил лишь потому, что ждал, когда стемнеет окончательно. При дневном свете такой переход был крайне опасен.

В общем, откровенной беседы у нас и на этот раз не получилось.

Вдруг на батарее поднялась суматоха. Сначала из темноты возникли дежурный и старшина, за ними поспешил и командир батареи. Колоскову доложили, что на позицию прибыл командующий артиллерией армии.

Генерал-майора Средина я знал как человека высококультурного и прекрасно образованного, пользующегося среди артиллеристов большим авторитетом. До войны он читал в Артиллерийской академии курс тактики. Большинство выпускников академии были его бывшими учениками. Мы краем уха слышали и о том, что командующий артиллерией Ленинградского фронта тоже был в прошлом его курсантом.

Этот представительный и солидный генерал был великим докой по части вопросов: он так умел задать вопрос, что в предполагаемом ответе уже содержались выводы и оценки.

Мы с Колосковым поспешили навстречу Средину.

Генерал выглядел мрачным и приветствовал нас сухо.

— Где землянка командира батареи? — спросил он у молодого старшего лейтенанта, вытянувшегося перед ним в струнку. — Показывай дорогу.

К нашему приходу старшина уже успел вынести из землянки жесть с пылающими углями и зажечь керосиновую лампу с треснутым стеклом.

Порядком постаревший за эти годы генерал снял шинель, бросил ее на сбитый из досок стол и грузно опустился на топчан.

Колосков, командир батареи, я и сопровождавший генерала некий майор в бакенбардах продолжали стоять. Средин долгим взглядом смерил меня и Колоскова. Он не спешил. Лицо его выражало какую-то холодную отчужденность.

Глянув на Колоскова, я увидел, как зазмеилась на его губах та самая ироническая ухмылка и загорелись те же дерзкие искорки в глазах, которые я заметил в ту памятную нашу встречу с командованием.

— А вы что тут делаете? — будто не ко мне обращаясь и не называя меня по фамилии, строго осведомился генерал.

— Прибыл для установления связи с соседней батареей, — доложил я.

— Товарищ майор, вы связной или командир дивизиона?

— Как мне известно из ваших пособий, товарищ генерал, связь с соседями — первейшая обязанность командира.

— Но эта обязанность должна согласовываться с известными правилами, — возразил генерал. — Разве устав требует, чтобы вы, командир дивизиона, лично выходили на связь с командиром батареи? Вы же не знали, что случайно встретите тут Колоскова?

— Так точно, товарищ генерал! Но батарея действовала так умело, что мне захотелось обменяться с товарищами опытом. Разве это плохо?

— Плохо то, что в таких сложных условиях вы покинули командный пункт. Вот и капитан Колосков допустил такую же оплошность. За такие дела, милые мои, не выговор дают, а под трибунал отправляют.

— Я не где-нибудь на стороне находился, а на своей батарее, — как всегда, решительно отвечал Колосков, — взял на себя руководство боем, так как знал, что эта батарея примет на себя первый удар. Я считал своим долгом находиться здесь…

— Все четыре танка были уничтожены при непосредственном руководстве боем капитана Колоскова! — смело, без всяких колебаний, доложил молодой командир батареи.