Любовь по-санкюлотски - [22]

Совершив этот блестящий подвиг, Фабр поднялся с широкой улыбкой на лице. Он имел все основания быть довольным собой. «Измотать таким образом женщину, — говорит нам Ле-Бриссе, — уже само по себе дело из ряда вон выходящее. Но суметь полностью погасить пламя желания актрисы из „Комеди-Франсез“ это уже подвиг, достойный героев античного мира»…

И тут же четыре другие актрисы попросили Фабра провести с ними тот же самый курс лечения. Драматург смело устремился в бой. И четырежды одержал блистательнейшие победы. «Когда все пять актрис, полностью удовлетворенные и лишенные сил, были уложены на ковер, Фабр д’Эглантин еще раз захотел доказать, что силы его неисчерпаемы, и спросил у хозяина, пригожа ли на лицо его служанка. Тот ответил, что служанке всего шестнадцать лет и что он сам несколько раз уже вкусил от ее прелестей.

— Позовите ее сюда, — сказал Фабр. — У меня остались еще боеприпасы…

Служанка явилась на зов хозяина. Увидев лежащих на полу обнаженных артисток, она подумала, что Фабр их задушил и, обезумев от страха, с воплями выскочила на улицу. Находившиеся в „Прокопе“ полицейские, а с ними и несколько посетителей, услышав ее крики, вломились в салон Дюбара. Поднятый ими шум привел актрис в чувство. Они с некоторым смущением обнаружили, что какие-то незнакомые мужчины созерцают их прелести.

Вскочив на ноги, актрисы устремились к окнам, чтобы прикрыть свою наготу шторами. Полицейские же, извинившись за вторжение, ушли, и вскоре весь квартал знал, каким ужином угостил актрис „Комеди-Франсез“ Фабр д’Эглантин…

Увы! Ему суждено было стать жертвой своей повышенной половой потенции, поскольку актрисы, придя в ярость от того, что какие-то незнакомые люди видели их голыми, быстро оделись и ушли, хлопнув дверью, а служанка, потрясенная этим происшествием, закрылась в своей комнате. И бедняге Фабру, сумевшему полностью удовлетворить сразу пятерых девиц, пришлось, для того чтобы самому испытать хотя бы немного удовольствия, отстрелять последние свои заряды с девкой из Пале-Рояля…»[58]

Естественно, Мария Жоли узнала о том, что произошло на улице Ансьен-Комеди, и это ее крайне возмутило. Она отправила Фабру письмо, в котором сообщила, что полностью порывает с ним. Вот оно:

«Когда я была ослеплена Вами, Ваши манеры и Ваши поступки заставляли меня подозревать, что Вы — человек нечестный. Но я не могла, да и не хотела, заставить себя поверить в это. Следует признать, что Ваше коварство и Ваше злодейство зашли столь далеко, что это даже трудно себе представить. Я более не могу ничего ожидать от такого сердца, как Ваше; я слишком хорошо Вас знаю, чтобы предположить, что в сердце Вашем проснется что-то наподобие чести, что там могут обнаружиться деликатность, честность, эти столь ценные и замечательные качества, обладание которыми Вы с таким успехом умеете изображать, но которых у Вас никогда в жизни не было…»

Получив это письмо, которое навеки ославило его, представив в истинном свете, Фабр д’Эглантин, чтобы забыть про свою подружку, отправился в публичный дом, содержательница которого была одновременно «облегчительницей мошонок и опустошительницей кошельков». И там довел до полного изнеможения трех самых выносливых обитательниц этого пансиона…

Для того чтобы удовлетворять прихоти подобного темперамента, надо было владеть приличным состоянием. А этого-то у актера-автора и не было. И поэтому он использовал любые средства для того, чтобы раздобыть деньги. Революция, о которой столь громогласно говорил его сосед Дантон, показалась ему неожиданной и удачной находкой. Он понял, что, проявив немного ловкости, коварства и нечестности (а небо — свидетель, этого ему было не занимать), он сможет претворить в жизнь свои самые смелые планы. Поскольку терять ему было нечего, он надеялся воспользоваться надвигавшимся смутным временем для того, чтобы обогатиться, поставить в театрах свои пьесы, стать знаменитым и завести таким образом то количество любовниц, которое требовалось его любвеобильной натуре…

В конце 1789 года он вступил в «Клуб кордельеров», членами которого были уже Марат, Шометт, Эбер, будущий «Пер Дюшен», немец Анакарсис Клоотц. В начале 1790 года он был уже секретарем у Дантона. Так началась его политическая карьера.

Он сразу же начал плести интриги, связался с подозрительными личностями и стал использовать в своих целях все связи будущего трибуна. «Его судьба несчастного актеришки, — писал Руссель д’Эпиналь, — сделала из него человека, который хотел все попробовать, все посметь. Для него мир был огромным театром, и он пытался сорвать аплодисменты. Он хотел, не испытывая при этом ни малейшего угрызения совести, стать именно таким типом бессовестного политического деятеля во всей его неприглядности»[59].

И как все политические деятели подобного рода, Фабр д’Эглантин сумеет использовать престижность своего положения у кормила власти для того, чтобы уложить в свою постель многих девиц и поставить Францию в затруднительное положение.

Глава 6 Ферсен с любовницей хотят спасти королеву

Друг моего друга — мой друг.

Народная мудрость

В начале 1790 года, когда некоторые депутаты Учредительного собрания объединились в политические клубы, а доверчивый народ, став жертвой наемных агитаторов, с легкостью вешал любого, кто отказывался кричать «Да здравствует народ!», жизнь монархов в Тюильри была грустной и тягостной. После возвращения из Версаля они были взяты под стражу и оказались пленниками в собственной столице, а Ферсен пожалел о том, что монархи не скрылись в Меце, как им было в свое время предложено.