Любовь по-санкюлотски - [21]

Члены «Клуба кордельеров» повесили носы. Поддавшись очарованию сексуальной внешности прекрасной люксембуржки, они все оказались в очень незавидном положении.

Собравшись на срочное заседание, они приняли один довольно запутанный документ, который призван был удовлетворить всех. И в том числе их самих. Вот он:

«Собрание, заслушав председателя, предложившего выразить благодарность этой прекрасной гражданке за ее предложение, отмечает, что канон Совета в Маконе однозначно признал, что у женщин, так же как и у мужчин, есть душа и разум, и нельзя запрещать им так хорошо их использовать, как это делает мадемуазель Теруань, и что все, кто принадлежит к ее полу, всегда вольны предлагать то, что им кажется полезным для родины. Что же касается государственных дел, то, поскольку мадемуазель Теруань была допущена в окружное собрание только с правом совещательного голоса, Собрание было некомпетентно для того, чтобы принимать решение; и посему голосование считается недействительным».

Кому-то покажется забавным или даже смешным то, что патриоты ссылались на религиозный документ для того, чтобы доказать, что женщины имели право делать Революцию. Но время тогда было такое, что это являлось отнюдь не единственным противоречием…

Обозленная этой неудачей, Теруань решила доказать этим насмешливым патриотам, а заодно и всем роялистам, нападавшим на нее в своих газетенках, что с ней необходимо считаться.

И она стала любовницей Дантона, Камилла Демулена, Варнава, Популюса, Мирабо, а также значительного числа других депутатов Законодательного собрания.

Именно таким, свойственным только ей способом она захотела доказать всем, что была настоящей санкюлоткой…

Глава 5 Любовь к женщинам заставляет поэта Фабра д’Эглантина совершать революционные поступки

Вот, вот же буря,

Вот молния сверкает…

Фабр д’Эглантин

В начале Революции в Париже проживал один автор-актер, которого мотовство довело до нищеты. Звали его Филипп-Франсуа Назер-Фабр, но он взял псевдоним Фабр д’Эглантин[56]. Много лет он колесил по дорогам Европы с труппой актеров, играя пьесы, которые были написаны им самим, распевая хвалебные оды попадавшимся навстречу принцам для того, чтобы заработать на этом несколько экю, сочиняя на ходу песенки и, что в его жизни было самым главным, периодически затаскивая актрис в свою постель.

В Страсбурге он женился на Николь Годен; в Тионвиле был арестован за неуплату долгов; в Льеже получил пять экю за «хвалебное слово Гретри»; в Женеве стал любовником одной пылкой горожанки, которая организовывала у себя разгульные вечеринки; в Маастрихте, наконец, он сочинил прекрасный романс, первые строки которого и поныне знают все французы, поскольку этот романс начинался так: «Струится дождь, пастушка…»

В конце 1781 года он поселился на улице Театр-Франсе неподалеку от здания «Клуба кордельеров». Любовницей его в то время была очаровательная актриса Мария-Елизавета Жоли, из-за которой он за год до того бросил жену.

Эта связь ничуть не мешала ему, однако, поддерживать более чем дружеские отношения с некоторыми актрисами и служанками, на которых он и изводил те скромные суммы, которые соизволял выделять ему маркиз Ксименес за переписывание документов…

Но поэту хотелось менять любовниц ежедневно, и, «вероятно, из чисто гуманных побуждений, — как отмечал один историк, — предоставить право всем французским женщинам испытать благотворное действие его неистощимой и постоянно действующей мужской силы»…

«Фабр д’Эглантин, — метко отмечал господин де Френилли, — не мог пропустить ни одной женщины, не подумав при этом, что будущее еще прекрасней»[57].

Как-то вечером он решил заставить молить о пощаде сразу нескольких актрис «Комеди-Франсез», для которых он был «переменным любовником». Подвиг этот имел забавные последствия.

Давайте послушаем, как об этом рассказывает Ле-Бриссе:

«После ужина в кафе „Прокоп“ в компании нескольких друзей из театра Фабр отправился с пятью юными актрисами к некоему Дюбару, проживавшему в то время в доме 26 по улице Ансьен-Комеди. Там все прилично выпили, и у артисток случилось то, что довольно характерно для женщин. Пары спиртного, вместо того чтобы ударить в голову, ударили им в промежность и сильно возбудили.

Все они обнажились и начали похотливо вертеться перед мужчинами.

— Для того чтобы удовлетворить меня, — ложась на канапе, сказала одна из них, — мне нужен целый полк.

Возможно, это было сказано для красного словца, но Фабр воспринял это всерьез.

— Я берусь заставить вас капитулировать, — сказал он. — И один постою за честь всех солдат и офицеров, о которых вы и ваши подружки так мечтаете…

— Договорились! — сказала актрисочка, блестя глазами.

Фабр вскочил на канапе и, проведя стремительный штурм, овладел маленькой цитаделью молодой женщины.

Очень скоро она испустила громкий стон, означавший капитуляцию. Но будущий член Конвента не принял условий перемирия и, не испытывая жалости к противнику, продолжал натиск. После второго приступа задыхающаяся актриса запросила пощады. Но Фабр, солдафон по натуре, решил продемонстрировать всю мощь своей артиллерии и последними залпами в упор расстрелял белокурое дитя, которое осталось без движения лежать на поле боя…»