Любовь не кончается: Эйлит - [10]

— Думаю, пришло время принимать решение, мой лорд. Ей совсем плохо. Сгорело четыре свечи, а схватки все еще продолжаются. Полагаю, проблема в ноге жеребенка.

Потушив факел в луже у двери, Рольф склонился над лошадью. Пару лет назад она обошлась ему в кругленькую сумму на парижской ярмарке. В ее жилах текла благородная арабская кровь. Первенец, годовалый жеребенок, подавал большие надежды, но для того чтобы лошадь окупилась, Рольф рассчитывал получить от нее по меньшей мере четырех жеребят. Именно поэтому Танкред и послал за хозяином, не решаясь взваливать бремя ответственности на свои плечи.

Ласковое поглаживание и нежные слова Рольфа немного успокоили кобылу. Он не собирался терять ее: животное имело сильное сердце и мужество.

Продолжая гладить лошадь по крупу, Рольф помог ей подняться на ноги. В ее раздутом брюхе отчаянно бился жеребенок. Подняв заднюю ногу копытом вверх, кобыла пыталась дотянуться до живота.

— Тихо, девочка, тихо, — прошептал Рольф, потрепав кобылу по морде. Затем, повернувшись к Танкреду, спросил:

— Воды уже отошли?

— Да, мой лорд, сразу же после полуночи. Бедняжка порядком натерпелась с того времени.

— Хорошо, позови конюха. Пусть он крепче держит ее, а я посмотрю, в чем дело.

Привязав лошадь к вделанному в стену кольцу, Рольф повесил на перекладину у кормушки второй фонарь. Свет, заигравший тенями на его волосах, окрасил их в темно-рыжий, такой же, как масть кобылы, цвет. Волны взъерошенных прядей свидетельствовали о буйном темпераменте лорда де Бриза.

Лошадь попыталась поднатужиться, но приступ резкой боли в животе заставил ее застонать. Рольф помрачнел: похоже, Танкред оказался прав. Видимо, жеребенок действительно принял неправильное положение и не мог родиться без посторонней помощи.

Ласковыми уговорами он убедил кобылу оставаться на ногах, затем быстро сбросил с себя жилет и рубашку, обнажив крепкий, мускулистый торс.

Вскоре вернулся Танкред с конюхом, который нес в руках кувшин с топленым салом и веревку.

— Держите ее, — приказал Рольф, — и успокаивайте, как можете. — До локтя окунув руку в гусиный жир, он сквозь стиснутые зубы пробормотал молитву и, отодвинув в сторону хвост кобылы, осторожно погрузил руку в недра ее тела, нащупывая препятствие. По сравнению с холодным воздухом конюшни плоть кобылы была горяча как огонь. Рольф молил бога, чтобы веревка не понадобилась. Только бы удалось повернуть жеребенка, придав ему естественное положение! В противном случае, если новорожденного придется тянуть силой, его хрупкое тело может быть раздавлено.

Наконец пальцы Рольфа наткнулись на небольшой бугорок. Ощупав его, он обнаружил согнутую в колене ногу жеребенка, под неудобным углом перекинутую через другую. В таком положении лошадь не могла разродиться сама. К счастью, препятствие было легко устранить. Подождав, пока мышцы живота кобылы расслабятся, Рольф умелым движением, стараясь не повредить стенки родового канала, выпрямил согнутую ногу жеребенка. Затем, с началом очередной схватки, вытянул ее вперед. Кобыла возмущенно заржала и дернула головой. Танкред с конюхом еле удержали ее на месте. Нашептывая нежные слова, Рольф свободной рукой похлопал роженицу по крупу, а потом, когда схватка ослабла, подтянул к первой ноге вторую.

— Теперь все в порядке. Отпустите ее, — распорядился он, высвободив покрытую окровавленным жиром руку и отступив в сторону. Почувствовав облегчение, кобыла опустилась на бок, и через несколько мгновений на свет показались передние ноги и голова жеребенка Рольф помог новорожденному выбраться наружу и быстро очистил его тело и морду от последа, чтобы детеныш мог дышать.

— Мальчик, — удовлетворенно провозгласил он.

— Нет сомнений. Достойный наследник старика Орага, — просиял Танкред. — Взгляните, на лбу такая же отметина в форме звездочки, как и у отца.

Племенной производитель, потрясающей красоты гнедой по кличке Ораг никогда не подводил хозяина. Лорд Рольф де Бриз по праву гордился выносливым, горячим и сообразительным конем. Почти каждый жеребенок, родившийся от Орага, имел своеобразный золотисто-коричневый окрас, со временем ставший отличительной чертой Бриз-сюр-Рисла.

Едва появившись на свет, жеребенок тут же попытался подняться на шатающиеся ножки. Кобыла повернула к нему голову и ласково, словно подбадривая, заржала. Рольф, приподняв жеребенка, подвинул его ближе к матери. Обнюхав дитя, она начала энергично облизывать его сильным розоватым языком.

Сполоснув руки и надев рубашку и жилет, Рольф стоял и наблюдал, как новорожденный впервые в жизни сосал молоко из набухшего материнского соска. Убедившись, что все в порядке, он оставил обоих на попечение Танкреда, а сам зажег факел и вышел прочь.

Взобравшись вверх по лестнице, ведущей от нижнего двора к вершине холма, на которой располагался замок, Рольф задержался, залюбовавшись солнцем, восходящим над землями Бриз-сюр-Рисла. Сквозь пелену дождя все вокруг казалось зеленым: и деревенские крыши, и серые каменные выступы часовни, в которой покоился прах отца. Внизу, извиваясь, как стальная лента, неторопливо несла свои воды в сторону порта Гонфлер река Рисл. Глядя на воду, Рольф впал в необъяснимую тоску. Здесь был его дом, его наследство. Разве этого человеку мало? Или зов вольнолюбивой реки сильнее тяги к земле? Неужели это кровь викингов, текущая в его жилах, зовет в путь? Рольф жадно вдохнул морозный утренний воздух, а затем, тряхнув головой, как человек, только что очнувшийся от сна, вошел в башню. В главном зале у огня сидела кормилица Берта с его дочерью Жизелью на руках. Когда Рольф вошел, она отняла ребенка от груди и, натянув платье на одно плечо, приложила его к другой. Рольф, как зачарованный, смотрел на огромный, пронизанный голубыми жилками шар с широким ореолом и толстым коричневым соском. Покрутив головой из стороны в сторону, Жизель наконец нашла то, что искала, и жадно зачмокала. Берта бросила на лорда долгий понимающий взгляд. Он хорошо помнил ее тяжелое разгоряченное тело, лежавшее под ним на соломе, ее полные груди, мокрые от молока и пота, и ненасытное, требующее естество. Почувствовав тяжесть в паху, он попытался отогнать прочь слишком греховные для столь раннего часа помыслы.