Любовь не кончается: Джулитта - [49]

Прошло несколько мгновений, прежде чем Бенедикт увидел Джулитту. Его глаза округлились от удивления, губы беззвучно зашевелились, произнося ее имя. Ошеломленный, он наконец сумел выговорить его вслух:

— Джулитта?!

Она осознавала, что их окружали десятки любопытных глаз; сейчас люди видели лишь дочь господина, выказывавшую должное почтение мужу своей сестры, но с каждым мигом ситуация становилась все опаснее и опаснее: сплетники могли припомнить слухи относительно позапрошлогоднего майского праздника. Поэтому Джулитта даже не решилась по-родственному расцеловать Бенедикта в обе щеки, а осталась стоять на месте.

— Жизель приехала с тобой?

Бенедикт недоуменно сдвинул брови и помрачнел.

— Да, она в фургоне.

Стараясь не смотреть на него, Джулитта сделала несколько шагов к фургону. Оттуда, опершись на руку слуги, уже вышла Жизель, свежая и безупречная, как статуя девы Марии. Невозможно было поверить в то, что она только что прибыла из Руана и протряслась в фургоне целый день. Отблагодарив слугу такой же холодной, как у матери, улыбкой, Жизель направилась было к дому, но, увидев Джулитту, резко — остановилась.

— Сестра?! Чем обязаны твоему визиту? — подчеркнуто вежливо спросила она. — Что привело тебя в Бриз?

— Твоей матери стало плохо в монастыре, — не вдаваясь в подробности, сообщила Джулитта. — Я тоже случайно оказалась там и привезла ее сюда… Сейчас она послала меня за отцом Гойлем.

— За отцом Гойлем? — Жизель побледнела, ее хрупкие пальцы сжали висящий на груди серебряный крест. Другая рука потянулась к привязанному к поясу флакону со святой водой. — Она очень плоха? — Джулитта неопределенно покачала головой.

— Не знаю. Мне она сказала, что нуждается в душевном покое. И очень хочет видеть тебя.

Жизель побледнела еще больше.

— Я должна немедленно пойти к ней. — Она бросила умоляющий взгляд на мужа, который вышел из-за фургона. — Моя мать…

— Да, дорогая, я слышал, — равнодушным тоном перебил ее Бенедикт.

— Если бы я знала, что она серьезно больна, то ни за что бы не поехала в Руан! — По-прежнему сжимая в руке крест, Жизель быстро, почти бегом, направилась к башне. Ее накидка развевалась на ветру как знамя. Словно не замечая Бенедикта, Джулитта поспешила следом.

— Джулитта, задержись, пожалуйста, — крикнул он.

Джулитта словно физически ощущала его взгляд, направленный ей в спину, и продолжала идти, но затем все-таки застыла на месте и стояла так, не оборачиваясь.

— Зачем? — спросила она, обводя взглядом двор. — Разве нам есть что сказать друг другу?

Бенедикт скрипнул зубами и нагнал ее.

— Есть. И немало. Правда, я не знаю, с чего начать.

— Тогда не начинай. — Она прикусила губу и очень кстати вспомнила услышанное от Арлетт выражение. — Мне потребовалось много времени, чтобы обрести душевный покой. Я не хочу больше терять его, не хочу страдать и мучиться.

— Но мне кажется, нам все-таки стоит поговорить.

Вокруг царила суета. Конюхи распрягали лошадей, слуги выгружали из фургона вещи. Один из них подошел к Бенедикту и о чем-то спросил, но тот только нетерпеливо отмахнулся от него.

Джулитта закрыла глаза, собираясь с силами.

— Незачем начинать все заново, — устало вымолвила она и снова двинулась вперед. — Я этого не вынесу. — Каждый шаг давался ей с трудом, отзываясь острой болью в сердце.

Растерянно переступая с ноги на ногу, Бенедикт смотрел ей вслед. Сначала ему хотелось догнать ее, схватить за руку, повернуть к себе лицом и заставить выслушать его. Но он усилием воли подавил порыв, осознавая, что для такого личного разговора вокруг слишком много свидетелей. Юноша запустил пальцы в волосы, как это делал Рольф в минуты раздумья, и вполголоса выругался. В ту злополучную майскую ночь они с Джулиттой, взявшись за руки, прыгнули в бурную реку, но ее потоки, увы, разлучили их, выбросив на противоположные берега. Теперь ему предстояло построить через эту реку мост, чтобы в следующий раз он и Джулитта могли, по крайней мере, встретиться на нем, не рискуя снова упасть в воду. При этом Бенедикт понимал и то, что, возможно, желал неосуществимого, и то, что ему предстояло возвести еще один мост: между ним и женой.

В Руане они с Жизелью стояли на коленях перед могилой святой Петронеллы и молили о милосердии. Со дня их свадьбы прошло почти два года, а Жизель никак не могла забеременеть. Чаще всего они спали порознь, и именно она вычисляла те редкие ночи, когда Бенедикт мог отведать супружеских радостей. Только не во время церковных праздников и Великого Поста, ни в коем случае днем. Даже при свете свечей Жизель предпочитала оставаться в рубашке, стыдясь своего обнаженного тела. При любых попытках Бенедикта нарушить установленные правила она принималась плакать, а с утра пораньше кидалась к исповеднику, чтобы покаяться в грехах, и требовала того же от мужа.

Пошатнувшееся здоровье матери кое-что изменило. Арлетт неоднократно намекала, что хотела бы подержать на руках внука или внучку. Теперь Жизель молилась еще усерднее, чаще допускала к себе супруга и пила настой норичника, свято веря, что он поможет ей зачать. С той же целью они посетили могилу святой Петронеллы.