Любовь насмерть - [46]

— Тебе лучше знать. Что он за человек вообще?

— Он? — И тут ее лицо как будто бы изнутри засветилось нежным радостным сиянием, источником которого стали ее ожившие воспоминания. Как же так, недоумевал я, разве два года стараний доктора не должны были излечить ее от этой любви? — Он прекрасный человек, и уж точно не способен на убийство, если ты об этом. Он абсолютно мирный и спокойный человек.

— Скажи еще — добрый и великодушный, — поддразнил я ее.

— И скажу! — дерзко, с вызовом ответила она.

— Наверное, потому ты оказалась здесь, в этом лесу, и пряталась у Макса целых два года.

— Но что же поделать, если он не любил меня так, как я его? Любовь — это болезнь. Но такая сладкая…

И она снова вздохнула, понимая, что обратного пути все равно нет, как я понял. И Германа не вернуть, да и с Осипом, мужем, вряд ли смогут возобновиться нежные и доверительные отношения. К тому же теперь, даже при нашем дружном молчании, если Ракитин узнает, кто попал в объектив видеорегистратора, то никакие наши доводы уже не помогут, и Ольга попадет в круг подозреваемых как бывшая (или настоящая, поди докажи обратное!) любовница Германа. А самого Германа будут искать с фонарями по всему свету.

— Вот только мне все это зачем?! — вдруг вырвалось у меня от какого-то мрачного отчаяния. — Как меня-то угораздило во все это вляпаться!

— Я могу уйти отсюда прямо сейчас, — ледяным голосом отозвалась Ольга. — И пойду прямо в полицию. Скажу им, что Герман не способен на убийство. Что все это — чушь собачья!

— Да, конечно, так тебе и поверят!

— А ваш следователь и вовсе дурак. Вместо того чтобы искать причину убийства этой девушки, Сони Винник, он возится с нами, копается там, где ничего нет и быть не может! Я любила Макса, по-человечески, понимаешь? Он был мне настоящим другом! Он вообще был прекрасным человеком, неравнодушным к чужой боли, за что и поплатился. Уверена, что перед тем, как убийца выстрелил, между ним и жертвой произошел пусть и короткий, но опасный разговор, который все и решил… Девушка поняла, что ее сейчас будут убивать, и закричала. Если бы я сразу услышала и выбежала, то мы бы с тобой сейчас не разговаривали, понимаешь? Но Макс услышал раньше, побежал на крик и был застрелен. А что касается Германа… ну не знаю… Серьезно, просто не знаю, что и сказать. Если бы вы мне позволили, я сама бы отправилась к нему домой и поговорила. Но у меня нет ни машины, ни денег, ничего.

И тут она подошла ко мне вплотную и заглянула в мои глаза:

— Слушай, Марк, сейчас уже поздно, да и мы все слишком устали. Давай утром поедем к Герману и, если найдем его, то сами поговорим. Без Ракитина, а?

— Я должен посоветоваться с Костровым.

— Он хороший, он поймет. Ну так как?

— Хорошо, я сейчас спущусь и поговорю с ним. А ты… Обещай мне, что никуда не сбежишь на этот раз.

— Обещаю.

— Ложись и постарайся уснуть. Хотя… постой… а ты могла бы ему позвонить?

— Гере? Конечно. Если бы знала его номер. Но он же его сменил. Поэтому-то я и бродила вокруг его дома, понимала, что он сменил его, чтобы я ему не звонила. Но его номер можно спросить на киностудии, где он работает, или найти телефон этой студии по Интернету.

— А ты сама не пробовала это сделать? — машинально спросил я и тотчас пожалел об этом. Вообще какую глупость сморозил! Человек два года пытался забыть этого Германа, а я спрашиваю, не пыталась ли она его снова разыскать. Идиот, что тут скажешь?

Она усмехнулась, хорошо, что вообще не покрутила пальцем у виска.

— Ты извини меня, — пробормотал я смущенно. — Ладно, ложись. Утро вечера мудренее.

— Но его действительно нужно найти раньше вашего Ракитина. Возможно, конечно, что он приезжал сюда, искал меня, может, и нашел, увидел, когда я была в саду. При желании это можно было сделать. Скорее всего, решил, что я живу с Максом. Увидел, не захотел меня тревожить, да и уехал. Но он не убийца, это полный бред! Пожалуйста, найдите его! Я понимаю, конечно, что вы не обязаны это делать, я и так отнимаю у вас много времени. Да и вообще из-за меня у тебя, Марк, столько проблем. Но если уж мы все хотим отыскать настоящего убийцу Макса, то нам нужно сделать все возможное, чтобы арестовали не первого встречного или подозреваемого, как Гера, а все-таки настоящего преступника. Вот почему мы должны предупредить Геру, чтобы он куда-нибудь уехал, спрятался, чтобы знал, в какую историю влип. Господи, как же все это тяжело!

Я оставил Ольгу в спальне, не будучи уверенным, что к утру она не исчезнет, не испарится, словно призрак, или не сбежит, чтобы броситься спасать своего Германа.

Я чувствовал себя мерзко, потому что мое желание элементарно снабдить ее деньгами, чтобы она чувствовала себя более уверенно и свободно, я посчитал проявлением собственного легкомыслия и слабости: с деньгами-то она сразу сбежит! И неизвестно, куда направится. Одно дело — если мы завтра отвезем ее к ее мужу и передадим, так сказать, из рук в руки, и другое — если она снова исчезнет в неизвестном направлении, чем привлечет внимание Ракитина, который, вполне вероятно, все еще не доверяет ей.

Я спустился в бар, где бедный Костров, оглушенный музыкой (это Сашка Коневской, точно, включил мой компьютер с колонками), сидел среди развеселой толпы моих приятелей, наверняка уже и забывших, по какому поводу их пригласили, и вяло грыз красноватые волокна воблы, запивая пивом. Увидев меня, приподнял брови, спрашивая, типа, как дела.