Любовь насмерть - [48]

— Вы идиот, Туманов, — вдруг взорвался Костров. — Девушка от этой самой любви чуть не умерла, а вы так спокойно дали ему ее адрес!

— Я подумал, что она могла бы быть счастлива с этим парнем. И это было бы куда лучше, полезнее и здоровее, чем жить в лесу в доме доктора и постоянно от всех прятаться! Вот вы мне скажите, зачем она пряталась? Зачем? От кого? Я думаю, это и было проявлением ее болезни. Вот так.

— Я от тебя пряталась, — донеслось из машины, и в открытом окне показалось светлое пятно. Ольга проснулась.

Дверца отворилась, и она вышла. Худенькая, бледная, сонная. Направилась прямиком к Туманову. Как заколдованная!

— Стыдно было… Что тут непонятного? — с болью в голосе произнесла она.

— Ты думала, что я тебя не буду искать? — взволнованным голосом заговорил Осип. — Да?

— Хотела, чтобы все подумали, что я умерла.

— Ну сущий ребенок! — Осип сгреб ее своими длинными ручищами в охапку и прижал к себе. На щеках его блеснули слезы.

Моя кожа моментально отреагировала на этот щемяще интимный, короткий, но невероятно полный диалог двух близких людей — меня пробрало до мурашек.

Мысленно я отправил Туманову команду: давай вали уже, муженек!

— Ну так мы пошли? — чуть ли не заикаясь, спросил Осип, обращаясь к Кострову, которого считал старшим и важным.

— Нет! — Неожиданно Ольга высвободилась из его объятий и подошла ко мне. — Марк, мы подождем здесь, в машине, пока вы не подниметесь туда, хорошо? (Она подняла голову кверху, к окнам, на которые молилась два года тому назад, теряя последние силы.) Мы должны помочь ему, предупредить.

Туманов смотрел на свою жену, как смотрят на тяжелобольного человека. Мы с Фимой понимали, что он готов терпеть от нее абсолютно все. Мы реально столкнулись с проявлением болезненной, ненормальной и необъяснимой любви, чувством, которое уж никак нельзя было назвать созидательным и хотя бы немного походящим на счастье. Муж безумно любил свою жену, а жена — своего любовника. Мне даже стыдно стало за то чувство, что начал испытывать я сам к этой невероятной девушке. Она примагничивала меня, завораживала, и я, переживая все это, как никто другой, понимал страдания Туманова.

— Хорошо. — Фима старался казаться равнодушным. — Марк, пойдем.

Мы открыли подъезд, поднялись и позвонили в квартиру Германа Чердынцева. Звонили с паузами, чтобы в случае, если он дома, дать ему возможность и время проснуться, одеться и подойти к двери.

Я ушам своим не поверил, когда услышал звуки шагов, затем все стихло — вероятно, нас рассматривали в дверной глазок.

— Вы кто? — услышали мы голос, довольно высокий, молодой, который вполне мог бы подойти Чердынцеву.

— Нам нужен Герман Чердынцев, — усталым голосом проговорил Фима, протирая указательным пальцем зажмуренный глаз, словно в него попала соринка.

— Ночь на дворе… Что вам от меня нужно?

— Мы по поводу Ольги, вашей хорошей знакомой.

Дверь тотчас распахнулась, и я увидел наконец этого Германа. Даже растрепанный, в джинсах, которые он на ходу застегивал, и с голым юношеским торсом он был так красив, что я пожалел, что не стал художником, и вряд ли, описывая его внешность, нашел бы правильные слова, чтобы донести всю ту породистую красоту его черт, которая просто заворожила меня. Длинные белокурые волосы, доходящие ему до плеч, сверкали при электрическом свете лампы. Тяжелые веки прикрывали его темные глаза, полные губы бледно-розового цвета были слегка раскрыты, и между ними белела полоска зубов. Небольшой прямой нос с маленькими ноздрями украшал и без того красивое его лицо.

— Что с ней? Если вы пришли ночью, значит, с ней что-то случилось… — Вот теперь он окончательно проснулся и смотрел на нас, затаив дыхание, явно в ожидании дурных новостей.

— Вы позволите нам войти? — Костров едва скрывал усмешку. Но это была его реакция, скорее всего, на всю ситуацию в целом, а не на самого Германа. Он устал, был зол, раздражен и хотел поскорее вернуться домой.

— А вы кто такие, собственно говоря, будете?

— Меня зовут Марк, — вмешался я, — у нас есть информация для вас.

— Где Ольга? Что с ней?

— Мы что, так и будем стоять на пороге?

— Проходите, — наконец сдался он и впустил нас к себе. — Чертовщина какая-то…

Туманов был прав, в квартире оператора было чисто и на каждом шагу действительно стояли коробки с какой-то техникой. Герман провел нас на кухню, где я не заметил ни одной грязной чашки — все было чисто и аккуратно. Для молодого парня, который постоянно находился в разъездах, квартира выглядела на редкость опрятно. Уже за это я его зауважал.

— Предполагаю, что вас уже завтра будет искать полиция, — и Фима в двух словах объяснил ему всю сложность ситуации.

— Убийство? Но вы же только что сказали, что я попал в объектив камеры задолго до этого убийства. Так какие ко мне могут быть претензии?

— Вы притворяетесь, что не понимаете, или просто тупой? — не выдержал Костров. — Ваша подружка Ольга проживала в доме доктора Селиванова, а вы, ее любовник, появились в лесу незадолго до его убийства. Мотив очевиден — ревность! Вы, вполне допускаю, не могли знать об истинных отношениях, которые установились между Ольгой и доктором, и могли нафантазировать себе все что угодно. Убит человек, который гипотетически мог быть вашим соперником. Поэтому, учитывая, что у следствия нет никаких зацепок по этому делу, они будут развивать именно вашу тему. И мы здесь, между прочим, по просьбе Ольги.