Любовь на Рейне - [11]

— Разумеется, так оно и будет, — поспешила заверить ее Вирджиния. — А кстати, откуда вам известно мое имя?

— Как откуда? От Ингрэма, конечно. Откуда же еще? Когда мы разговариваем с ним по-английски, он называет вас «Вирджиния Сомерс», а когда по-немецки — иногда величает «хозяйкой», но это скорее так, в шутку, — успокаивающе добавила Лизель.

«Хозяйка»! В шутку или всерьез, а Ингрэм Эш мог бы избавить ее от своих колкостей на данную тему, едва успела подумать Вирджиния, как в комнату вошел сам объект ее мыслей. Ингрэм скинул с плеч тяжелый плащ, стянул высокие, достававшие до бедер сапоги и, к явному удивлению Вирджинии, чмокнул Лизель в щеку, после чего подошел к подносу с кофе и взял третий стакан.

Типично по-детски Лизель утерла место поцелуя.

— Фу, мокрый! — пожаловалась она.

— Это не я, а дождь мокрый, — парировал Ингрэм и перевел взгляд на Вирджинию. — Похоже, сегодня мы говорим по-английски?

— Да, Вирджиния захотела.

— Ей бы самой следовало попрактиковаться в немецком.

— Ну, на это у нее времени будет достаточно, — категоричным тоном заявила Лизель. — А кстати, мой друг, я тебя хотела спросить: зачем это ты завалил ее бумагами, которые она толком и прочитать-то не может?

— Ну и что из этого? Надо учиться, тем более что она сама, по ее словам, этого хочет. Да и потом, погода не располагала к тому, чтобы вывести ее в поля и преподать урок практики. — Направившись к столу, он бросил через плечо, обращаясь к Лизель: — Прибыл груз из Франции. Ты не видела, нет в этой мешанине накладной на него?

— Виноградные саженцы? Да, есть.

Глянув на Вирджинию, она нашла нужную бумагу и передала ее Ингрэму. Прочитав текст накладной, тот повернулся к Вирджинии.

— Если дождь прекратится, вы не хотели бы посмотреть, как будут разгружать товар?

— Да, с удовольствием.

— Тогда, как закончите ленч, встретимся у складов — заодно и мне принесете перекусить, что там найдется у Ханнхен. — Затем он снова повернулся к Лизель: — А Изу ты с собой не привела?

— Нет. Она ведь сейчас кормящая мать и стала такой злющей, что я в надежде на лучшее решила запереть ее вместе со щенками. Правильно я сказала по-английски: «в надежде на лучшее»?

— Даже я лучше не сказал бы, — заверил ее Ингрэм. — Ну как они, все здоровые?

— Да. Только один умер — из семи. Тот, который родился мертвым в ту самую ночь — ты помнишь какую, Ингрэм?

Он кивнул.

— А от Ирмы, насколько я понимаю, по-прежнему никаких вестей?

По ясному лицу Лизель пробежала тень.

— Вообще ни слова, хотя я ей написала…

Ингрэм оставил ее фразу без комментария. Допив кофе, он снова облачился в свой наряд для улицы, поднял руку в знак приветствия обеим женщинам и вышел.

— Иза — это твоя овчарка, да? И сколько сейчас щенкам?

Лизель мысленно подсчитала.

— Сколько? Ну, где-то около трех недель. Да, точно, три недели и три дня. Они родились как раз в день похорон герра Рауса. Вечером пришел Ингрэм, выпил пива, и мы вместе помогли ей рожать. У Изы это заняло много времени, так что закончили мы довольно поздно. Когда наконец все было сделано и я укладывала Изу, Ирма — это моя сестра, она актриса, — ну так вот, позвонила Ирма и попросила меня встретить ее в аэропорту Кёльна! Это в такое-то время! Ну что тут поделаешь, — Лизель пожала плечами, — Ирма есть Ирма.

— И во сколько это было? — спросила Вирджиния.

— Довольно поздно. Она должна была прилететь из Ганновера, а потому в аэропорту оказалась бы где-то уже за полночь. Мне не хотелось оставлять Изу, а кроме того, Ирма не сказала, к которому часу надо приехать в аэропорт. В общем, я сказала ей, что не смогу ее встретить, а она мне заявила, что если я этого не сделаю, она проторчит там всю ночь. На Изу ей вообще было наплевать. Тогда Ингрэм взял трубку и сказал, что встретит ее. Я услышала, как она сказала ему: «Ну вот и хорошо — точнее, гораздо лучше, мой друг!» — и громко рассмеялась, прежде чем повесить трубку. А потом, — добавила Лизель, широко распахнув глаза, — когда он встретил самолет — а время было уже очень позднее, — выяснилось, что ее там и нет. Она вообще не прилетела.

Несколько секунд Вирджиния хранила молчание. Она восстанавливала в своей памяти события того дня, когда Ингрэм чуть ли не под утро вернулся на виллу. Значит, заскочил к Лизель, чтобы попить вечером пивка, остался помочь ощениться собаке и в довершение всего добровольно взялся сыграть для неуловимой Ирмы Мей роль полуночного шофера. А Лизель — похоже, она прекрасно осведомлена обо всех его делах, впрочем, как и он о ее… Как же близки между собой были все эти люди! И как далека, как чужда им она, Вирджиния.

— И вы не знаете, почему не прилетела ваша сестра? — спросила она.

— О, конечно же знаю. На следующий день Ирма позвонила и сообщила, что уже готовилась к посадке, когда знакомый продюсер предложил ей поучаствовать в пробах для новой телепьесы — потому-то она передумала и не полетела. Я сказала ей, что Ингрэм специально ездил в Кёльн, чтобы встретить ее, но она лишь рассмеялась и заявила, что ему, дескать, это не повредит. С тех пор, как я только что ему сказала, от нее не было никаких вестей. Увы, — проговорила Лизель, убрав поднос и надевая плащ, — Ирма не очень-то внимательная девушка. Но, наверное, красивым людям это и ни к чему. Они ведь знают, что всегда найдется кто-нибудь, кто с радостью согласится служить им за одну лишь их любовь.