Любовь на острие кинжала - [6]

Скривив губы, ле Дрейк спросил:

– Я, по крайней мере, могу увидеться с сыном? Прошло уже больше года, как я не видел его.

– Конечно. Он здесь заложник, а не заключенный.

Сибрук махнул рукой:

– Я выделю вам провожатых, они отведут вас в покои для посетителей. – Он сделал паузу, затем добавил: – Вы, надеюсь, поймете меня правильно: я вынужден настоятельно просить вас оставить оружие у моего управляющего имением.

– От вас, милорд, я и не ожидал ничего иного.

Эннис затаила дыхание, когда ле Дрейк развернулся на каблуках и зашагал прочь из зала. Она медленно выдохнула и услышала, что Алиса сделала то же самое. Тишина затягивалась, слышался только скрип пера в руке писца, неистово строчившего свои заметки. Граф первый нарушил молчание, закашлял, прочищая горло, и распорядился препроводить сына лорда Драгонвика к его отцу.

Обернувшись к жене, Сибрук приказал:

– Иди с ними!

Он не назвал причину, но Эннис догадалась: граф хочет, чтобы Алиса сообщила ему обо всем, что будет сказано между отцом и сыном. Если бы он послал одного из своих людей, его замысел стал бы слишком очевиден. Благородная дама, однако, была вне всяких подозрений.

– Пойдемте со мной, – попросила Алиса кузину, послушно поднимаясь с места. Любопытство, равно как и сострадание, заставило Эннис последовать за ней. Ни один маленький ребенок не должен оставаться наедине с таким страшным человеком, как ле Дрейк. Эннис недоумевала: что же Дракон может сказать сыну, которого видел всего несколько раз за пять лет?

И она думала, что ответ на этот вопрос поможет ей лучше узнать его. Для чего это так ей необходимо, Эннис не смогла бы объяснить, но Рольф ле Дрейк заинтриговал ее.

2

Сквозь высокое окно струились длинные узкие ленты света и ложились на каменный пол. Стоя в центре комнаты, Рольф изучал окружающую его обстановку. Он чувствовал приятное тепло солнечных лучей на лице, но его пристальный взгляд был обращен к открытой двери, через которую скоро войдет его сын. Так он надеялся. Тарстон Сибрук не был человеком, на которого можно было положиться даже в такой мелочи. Теперь он знал это слишком хорошо. Прежде он был глуп настолько, что доверял Сибруку, и это дорого ему обошлось. И как только он мог разрешить Марджори оставаться в замке графа до самого рождения их сына? Это было тайной для него. Почему он уступил жене? Чувство вины перед ней за свои постоянные отлучки, может быть, и заставило его согласиться на ее просьбы. Она хотела родить первенца в доме своего детства. Он не нашел что возразить ей. Если бы не мелкий спор о земельных границах, из-за которого в критическое для жены время он оказался вдали от нее, он сумел бы помешать махинациям Сибрука. Но к тому времени, когда весть о рождении сына достигла его, Марджори была уже мертва и опекуном их малыша был назначен его родной дядя…

И вот теперь он, Рольф ле Дрейк, унижен, безоружен и, подобно нищему, должен выпрашивать встречу с собственным сыном и наследником… Боже! Джастин всегда был в его мыслях. И бывали мгновения, когда он хотел уступить жестокому желанию уничтожить Стонхем и всех в этом замке, кто осмелится помешать ему соединиться с сыном. Эти мысли его угнетали, лишая покоя и сна.

Чуть слышный звук в коридоре вернул его к действительности. Он напрягся, услышав тихий детский голос. Только когда Джастин вошел в комнату, Рольф понял, каким черствым стал: ему было трудно даже подойти к собственному ребенку и еще тяжелее сложить свои губы в улыбку, которая больше всего походила на гримасу.

– Сын, – сказал он и поразился хрипоте своего голоса.

Мальчика сопровождали две женщины. Жену Сибрука он узнал сразу. Но кто же та, другая, чья нежная рука лежит на плече ребенка? Джастин застенчиво отвернулся, и горло Рольфа сжалось от нахлынувших чувств. Как мог он ожидать, что малыш поймет отца, который никогда не бывает с ним и сам не понимает, как это возможно? Его пальцы сжались в кулаки, и он беспомощно посмотрел на сына.

– Это ваш отец.

Женщина наклонилась к уху Джастина. Рольф переводил взгляд то на сына, то на нее. Эта женщина сидела за столом лорда в зале. Он никогда ее прежде не видел, иначе никогда бы ее не забыл. Хотя на ней было простое платье синего бархата, оно прекрасно подчеркивало соблазнительную высокую грудь, а юбки расширялись ниже стройной талии. Две толстые пряди темно-рыжих волос, переплетенные синими лентами, ниспадали вдоль ее спины и гибкого стана. Один только блеск ее волос – и тот был бы незабываем, но, увидев ее лицо, уже невозможно было оторвать взгляд. Да, она была воистину прекрасна…

Женщина встала на колени около Джастина и улыбнулась ему.

– Ваш отец прибыл издалека, чтобы повидаться с вами, – сказала она, – и он ждал, долго ждал этой минуты.

– Я знаю, – просто сказал Джастин. Его глаза, устремленные на Рольфа, казалось, оценивали его… – Я помню его.

Однако мальчик не двигался с места, и Рольф колебался: он не хотел пугать ребенка, но, боже правый, как же он жаждал прикоснуться к нему, потрепать его белокурые волосы и увидеть его оживленную улыбку, которая так давно запала в его сердце!

Прокашлявшись, он пробормотал: